Читаем Дамасские ворота полностью

Герр доктор Лукас, профессор университетов Гутенберга в Майнце, Гумбольдта в Берлине и Колумбийского, был мужчиной ее мечты. Но, увы, женатым на другой. Это было нехорошо, но она отказывалась беспокоиться по этому поводу и безумно хотела ребенка. Так что voilá[344] он, этот гомункул, до сих пор целый и невредимый, разве что малость в разногласии с самим собой, сидит в капелле Марии Магдалины в центре мира. Не музыкант, как мать, и не ученый, как отец. Хотя верилось, что он немало унаследовал от каждого из них по отдельности. Неуверенность в себе, раздражительность, безрассудность, склонность к транжирству, проблемы с алкоголем, плешь.

Нужно помолиться о ней, подумалось ему. Она была сильна по части молитвы, выпивки или рассудительности.

Вольная душа, любительница посмеяться, полная зловещих предсказаний и мрачных поговорок, которыми пересыпала речь в тяжелые времена. «Счастью — миг, слезам — неделя». Она любила эту. И другую, более народную: «Пой поутру, плачь ввечеру».

Но еще она приговаривала: «Умные мужчины часто любят готовить». Профессор-доктор на кухне не терялся. Его жена никогда не готовила. Время от времени он водил мать Лукаса в ближайший ресторан. Иногда приходил и готовил для них.

И Лукас никогда не слышал песен сладостнее тех, что она напевала ему перед сном, от гэльских песенок до lieder и арий из «Дон Карлоса». Когда оба они, Лукас и его мать Гейл Хайнс, достаточно известное меццо-сопрано, лежали в темноте, она пела, а он замирал от восторга, да, замирал от восторга у нее на груди. И единственный его соперник, профессор-доктор, чьи шаги могли раздасться на лестнице, заманивал ее медом своей зрелости. А позже, в четвертом классе, отвратительная школа и проблема с еврейством.

Он помнил ее мертвой, в гробу. Она выглядела очень счастливой и словно живой, под тем же крестом, под каким служил отец Герцог, на том атласе, со всеми теми цветами, в золотом платье, которое нравилось профессору-доктору. Как будто она умерла и смерть не пометила ее, кожа молочно-белая, как у принцессы Изольды, изящные высокие скулы обозначены резче, и лишь едва заметный намек на алкоголический второй подбородок.

Только отвезти ее должны были на кладбище церкви Святого Реймонда и похоронить в той ненавистной, нищенской черной земле, смердящей чахоткой и ирландской злобой, среди копов и подкупных школьных сторожей, рядом с родителями, Грейс и Чарли, и ее младшим братом-алкоголиком Джеймсом Джоном. Можно ли было представить профессора-доктора в таком месте, среди тех мертвецов? Но он пришел, и семья пялилась на него. Ее богатый еврейский любовник, чертов воротила, важная персона, банкир, король торговли. Таращили серые глаза — ее глаза, глаза, которыми Лукас увидел Иерусалим, — и улыбались подобострастной улыбкой порабощенного племени, и возвращались домой, и стонали от унижения. В тот вечер отец, который был всего лишь расточительным профессором Колумбийского университета, повел Лукаса в свой клуб.

— Мы оба утратили дорогого человека. Я очень любил ее. Не знаю, можешь ли ты в твоем возрасте понять, что это такое. Она значила для меня больше, чем я мог себе представить.

«А что ты себе представлял?» — хотел спросить Лукас. Но только посмотрел ему в глаза с понимающей серьезностью.

— Надеюсь, ты испытываешь ко мне привязанность. Ты мой сын. Я всегда любил тебя.

Тогда Лукас, захмелевший от клубного мартини, ответил так, как, по его мнению, требовал момент:

— Я тоже люблю тебя, Карл.

Это прозвучало как в кино, только хуже. До того нескромно и не к месту. Слышал ли официант? И все же это было странно. Что отец был заботлив и относился к нему так же, как к матери. Но Лукас любил отца, бестолкового, однако, в общем, довольно милого.

— Я в порядке, — сказал тогда Лукас. — Я имею в виду, что я уже взрослый. — А про себя подумал: «Хочешь быть для меня как Клавдий для Гамлета, Карл?»

В следующую их встречу они говорили о Шекспире, которого Карл обожал, но, как считал Лукас, не вполне понимал. У Лукаса была тайная теория, что Карл иногда не улавливает сути из-за его современной речи. Сам же Карл был убежден в том, что его собственный английский лучше, чем у любого в Америке.

— Думаешь, Клавдий мог все время быть отцом Гамлета?

— Хорошая мысль, — ответил Карл, — а призрак является из ада, точно? Но Шекспир сказал бы об этом. Как бы то ни было, не спрашивай меня, дорогой, — эта пьеса предназначена для молодых.

Забавно, думал Лукас сейчас, в храме Гроба Господня. Призрак отца Гамлета являлся из ада? Это как если бы змий в райском саду проповедовал освобождение.

В последующие годы отец Лукаса постепенно перестал верить в гомосексуальный заговор (автором идеи был Джозеф Маккарти[345]) с целью завладения миром. И в то, что Ли Харви Освальд был одним из его участников.

— Я всегда предполагал, что ты не гомосексуалист, — сказал отец. — Я не ошибаюсь?

Лукаса рассмешили его слова.

— О господи! Будь я геем, думаешь, ты бы об этом не знал? Или что-то со мной не так, Карл? Слишком люблю мюзиклы? Не та походка?

Перейти на страницу:

Все книги серии Книга-открытие

Идеальный официант
Идеальный официант

Ален Клод Зульцер — швейцарский писатель, пишущий на немецком языке, автор десяти романов, множества рассказов и эссе; в прошлом журналист и переводчик с французского. В 2008 году Зульцер опубликовал роман «Идеальный официант», удостоенный престижной французской премии «Медичи», лауреатами которой в разное время становились Умберто Эко, Милан Кундера, Хулио Кортасар, Филип Рот, Орхан Памук. Этот роман, уже переведенный более чем на десять языков, принес Зульцеру международное признание.«Идеальный официант» роман о любви длиною в жизнь, об утрате и предательстве, о чувстве, над которым не властны годы… Швейцария, 1966 год. Ресторан «У горы» в фешенебельном отеле. Сдержанный, застегнутый на все пуговицы, безупречно вежливый немолодой официант Эрнест, оплот и гордость заведения. Однажды он получает письмо из Нью-Йорка — и тридцати лет как не бывало: вновь смятение в душе, надежда и страх, счастье и боль. Что готовит ему судьба?.. Но будь у Эрнеста даже воображение великого писателя, он и тогда не смог бы угадать, какие тайны откроются ему благодаря письму от Якоба, которое вмиг вернуло его в далекий 1933 год.

Ален Клод Зульцер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Потомки
Потомки

Кауи Харт Хеммингс — молодая американская писательница. Ее первая книга рассказов, изданная в 2005 году, была восторженно встречена критикой. Писательница родилась и выросла на Гавайях; в настоящее время живет с мужем и дочерью в Сан-Франциско. «Потомки» — дебютный роман Хеммингс, по которому режиссер Александр Пэйн («На обочине») снял одноименный художественный фильм с Джорджем Клуни в главной роли.«Потомки» — один из самых ярких, оригинальных и многообещающих американских дебютных романов последних лет Это смешная и трогательная история про эксцентричное семейство Кинг, которая разворачивается на фоне умопомрачительных гавайских пейзажей. Как справедливо отмечают критики, мы, читатели, «не просто болеем за всех членов семьи Кинг — мы им аплодируем!» (San Francisco Magazine).

А. Берблюм , Кауи Харт Хеммингс

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза
Человеческая гавань
Человеческая гавань

Йон Айвиде Линдквист прославился романом «Впусти меня», послужившим основой знаменитого одноименного фильма режиссера Томаса Альфредсона; картина собрала множество европейских призов, в том числе «Золотого Мельеса» и Nordic Film Prize (с формулировкой «За успешную трансформацию вампирского фильма в действительно оригинальную, трогательную и удивительно человечную историю о дружбе и одиночестве»), а в 2010 г. постановщик «Монстро» Мэтт Ривз снял американский римейк. Второй роман Линдквиста «Блаженны мёртвые» вызвал не меньший ажиотаж: за права на экранизацию вели борьбу шестнадцать крупнейших шведских продюсеров, и работа над фильмом ещё идёт. Третий роман, «Человеческая гавань», ждали с замиранием сердца — и Линдквист не обманул ожиданий. Итак, Андерс, Сесилия и их шестилетняя дочь Майя отправляются зимой по льду на маяк — где Майя бесследно исчезает. Через два года Андерс возвращается на остров, уже один; и призраки прошлого, голоса которых он пытался заглушить алкоголем, начинают звучать в полную силу. Призраки ездят на старом мопеде и нарушают ночную тишину старыми песнями The Smiths; призраки поджигают стоящий на отшибе дом, призраки намекают на страшный договор, в древности связавший рыбаков-островитян и само море, призраки намекают Андерсу, что Майя, может быть, до сих пор жива…

Йон Айвиде Линдквист

Фантастика / Ужасы / Ужасы и мистика

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза