Дамасские ворота

Он нашел скамью в тени восточной стены и присел, чтобы пролистать книгу британского историка. Ученый муж оказался скептиком в отношении Масады и ее несгибаемой стойкости. Он придерживался того же мнения относительно вдохновляющих историй о легендарном Леванте[107], что и Айра Гершвин: не факт, совсем не факт[108].

Историк полагал, что Флавий, драматизировавший события, как большинство авторов древних хроник, выдумал прощальное обращение Елеазара к своим воинам в подражание греко-римским образцам. На самом деле в итоге одни зилоты убили себя и свои семьи, другие погибли сражаясь, а остальные спасали свою задницу и были перерезаны, или взяты в рабство, или сумели спрятаться.

Не были зилоты и самоотверженными патриотами. Они занимались бандитизмом и убийствами, терроризировали страну, убив больше евреев, чем язычники. Нечто подобное Лукас слышал и прежде, но чтение профессора в колдовском очаровании этого места принесло ему новое облегчение. Так или иначе, это были люди как люди. Фундаментальные вещи остаются. А официальная история Масады — это из разряда военных парадов, государственной пропаганды или иконы героизма вроде голливудских костюмных драм с суровым Кирком Дугласом[109]. Или это другой фильм? Надо будет уточнить у Цилиллы.

Он спрашивал себя, становится ли нам лучше, когда оказывается, что старые истории, которые поддерживали нас в жизни, лживы? Становимся ли мы от этого свободнее? Спускаясь в кабинке фуникулера, запертый в этом лощеном чуде технологии, он смотрел на стоянку, которая поднималась навстречу со дна долины. За линией туристских автобусов виднелись корпуса фабрики удобрений, заменившей проклятие Содома.

Его автобус уже ушел, пришлось дожидаться другого. Через десять минут подошел местный, полный солдат с автоматами. Лукас забрался в него и сел напротив водителя.

Солдаты, как оказалось, после окончания дневной смены ехали принимать минеральные ванны, и автобус свернул к спа-центру. По одну его сторону была стоянка с объявлением на трех языках: «СТОЯНКА АВТОБУСОВ ЗАПРЕЩЕНА», сюда они и подкатили. Тут же выбежал служитель — маленький человечек в соломенной шляпе и круглых солнцезащитных очках, чтобы преградить им дорогу. Когда автобус выруливал на стоянку, служитель обежал его и встал перед ним, раскинув руки в чуть ли не космически-пафосном жесте. Это был жест человека, который, повидав на своем веку всякое безрассудство, требовал от мира не уничтожать остаток его веры в разум. Водитель просто фыркнул и объехал его. Потом повернулся к Лукасу и, показав на служителя, сказал пренебрежительно:

— Социалист.

9

Чтобы как-то провести остаток дня, Лукас решил последовать примеру солдат. В центре были души, бассейн с морской водой и старый драндулет, отвозящий купальщиков на берег. Его удивило количество надписей на немецком — на некоторых дверях и рядах шкафчиков присутствовал только этот язык. Неужели тут бывает так много немецких туристов, подумал он, и неужели администрация так заботится об их удобстве? Было как-то не по себе видеть эти таблички на раздевалках, купальнях и душевых.

На берегу Лукас намазался отвратительно пахнущей грязью, тщательно втер ее в лысину. Затем осторожно соскользнул по илистой кромке в маслянистую воду и некоторое время барахтался в ней. Купание в прохладной вязкой воде Мертвого моря напоминало умеренно неприятные ощущения от других экзотических приключений, испытанных в жизни.

Ополоснувшись под душем и вытираясь на ходу, он направился в уютный кафетерий со стеклянными стенами, сквозь которые был прекрасный обзор во все стороны. Солнце уже зашло за гору на востоке, и на блекнущей синей воде протянулась длинная тень от нее. Он взял два пива из холодильника и сел за столик с видом на Мертвое море.

Кафетерий постепенно заполнялся посетителями. Выпив половину первой бутылки, Лукас сообразил, что люди за ближайшими столиками говорят по-немецки. Но сразу понял, что это не немцы — во всяком случае, не вполне. То были пожилые немецкоговорящие израильтяне, текке, приехавшие на воды полечиться. Они чинно сидели за кофе с пирожными, с холодной, снисходительной улыбкой поглядывая на других посетителей, разговаривали, перебивая друг друга и самоуверенно не понижая голоса, на языке, на котором в этой стране обычно говорят полушепотом. Почти всем на вид было за семьдесят, но все бодры, энергичны, жилисты. Мужчины, видать, питали пристрастие к белым рубашкам с коротким рукавом, женщины — к богемным ажурным шалям, накинутым на плечи. Многие внимательно поглядывали на него, пытаясь, как догадывался Лукас, понять, кто он по происхождению. В Израиле, обратил внимание Лукас, если люди затруднялись с ходу определить, кто ты такой, они просто подходили и спрашивали об этом прямо. Сегодня с таким вопросом к нему никто не приставал.