Дамасские ворота

Подняв глаза от пива, он увидел статного молодого мужчину, направлявшегося к нему. Человек явно был американец, прекрасно одет — в костюм для сафари роскошных песочных тонов. Высок, с безукоризненной атлетичной фигурой и бронзовой кожей, слегка красноватой от солнца. Круглые, в тонкой оправе темные очки подчеркивали изящество скул. Немецкие евреи следили за его приближением с мрачной настороженностью. Лишь в самый последний момент Лукас сообразил, что это, должно быть, преподобный Эриксен.

В нескольких шагах позади Эриксена шел его спутник. У этого, хотя тоже молодого, была лисья, нездорово-розовая физиономия, будто он не только обгорел на солнце, но еще и страдал псориазом. Он был в грязной белой панаме, зеленых наглазниках и шортах цвета хаки, черных, до лодыжек носках и пыльных черных туфлях. Выглядел он настолько же непрезентабельно, насколько Эриксен — модно и элегантно. Лукас встал:

— Мистер Эриксен?

Эриксен пожал ему руку, мягко, как водилось у современных много путешествующих американцев, в отличие от костоломной хватки Честного Эйба[111] в былые времена. Сел напротив Лукаса. Второй был доктор Гордон Лестрейд. Англичанин Лестрейд протянул руку с таким видом, словно обычай обмениваться рукопожатием был безнадежным курьезом. Лукас объяснил, с какой целью искал с ним встречи: он пишет статью об иерусалимском синдроме. Эриксен задумчиво и серьезно посмотрел на него. Доктор Лестрейд глупо ухмыльнулся.

— Ежегодно сотни тысяч христиан едут отовсюду в землю Израильскую, мистер Лукас, — сказал Эриксен. — Они приезжают, а потом испытывают душевный подъем всю оставшуюся жизнь. Лишь на небольшой горсточке это сказывается не вполне благоприятно.

Впечатление было такое, что он слушает заготовленный ответ. Лукас решил парировать его такой же заготовкой:

— Но религиозная одержимость — интересное явление. Она кое-что говорит о природе веры.

— Средства массовой информации делают из верующих маргиналов, — заявил Эриксен. — Посмотрите, что показывают по телевизору, в кинотеатрах, — верующий всегда отрицательный герой. Иногда просто ханжа, но обычно преступник — сумасшедший и убийца.

— Очевидное меня не занимает, — сказал Лукас.

Он не стал добавлять, что имеет диплом религиоведа. Это только возмутит их.

— Хорошо, — сказал Эриксен. — Чем я могу вам помочь?

— Я полагал, что мы могли бы начать с Галилейского Дома. Как вы там оказались. Каково его назначение.

— Изначально он предназначался как странноприимный дом для прихожан евангельских церквей, — ответил Эриксен. — Некогда здесь к ним относились как к чужакам.

— А сейчас?

— Сейчас мы продолжаем принимать отдельных паломников. Но больше занимаемся исследованиями в области библейской археологии. Это сфера доктора Лестрейда.

— Вы работаете здесь? — спросил Лукас Лестрейда.

Лестрейд повернулся к Эриксену за ответом. На его лице по-прежнему стыла странная неприятная улыбка, — возможно, уж было подумал Лукас, следствие непроизвольного сокращения мышц или еще какой патологии.

— Теперь не очень много, — сказал Эриксен. — Сюда, в Масаду, в Кумран и к горе Искушения[112], мы возим паломников.

— Я решил, что у вас особый интерес к ессеям?

— В настоящее время мы работаем в Иерусалиме, — ответил Эриксен. — На раскопках у Храмовой горы. Приходите посмотреть наше новое место работы. Это в районе Новый Катамон.

— А, да, — сказал Лукас. — Знаю.

— Если желаете, — предложил Эриксен, — можете поехать с нами завтра. Мы везем нашу группу на Джебель-Каранталь.

Лукас недоуменно посмотрел на него.

Странный доктор Лестрейд пришел ему на помощь.

— На гору Искушения, — пояснил он. — Видно, не знаете истории, связанной с этим местом.

— Вообще-то, знаю.

Он было собрался отказаться от предложения, но одумался. Показалось заманчивым провести ночь в пустыне, и стало любопытно, зачем Эриксен возит паломников на гору Искушения.

— Мы отправляемся утром, в половине шестого, — сказал Эриксен. — Вас это устроит? Места в автобусе предостаточно.

— Буду готов к этому времени, — сказал он. — Я на машине.

Ночь тянулась медленно. Кафетерий закрылся в семь, автобусы уехали в город, и в центре оставались лишь несколько заночевавших гостей, кроме группы Эриксена. Одно крыло гостиницы было зарезервировано для нее, и до бродившего по саду Лукаса доносилась их оживленная болтовня. Но после девяти тишина и темнота опустились на пустыню и сама жизнь словно прекратилась.

Спускаясь к невидимой сернокислой воде, Лукас неожиданно услышал вибрирующий звук и увидел скользящий свет патрульного вертолета, выхвативший холмистую местность где-то в миле от него. Затем вертолет развернулся и улетел и сторону мыса Костиган; вновь наступила тьма. Лукас зашагал обратно к гостинице. Возле одной из пластиковых колонн перед рядом дверей он наткнулся на доктора Лестрейда, буквально с головы до ног закутанного в полотенца.

— Едете с нами, Лукас?

Весь запеленутый, с загадочной улыбкой на лице, Лестрейд походил на статую ханаанского божества, и очки в черной оправе таинственным образом усиливали сходство.

— Полагаю, что да.