Дамочка с фантазией

– Совершенно точно. С другой стороны, вы поймите, мы с Алешей всего два года вместе прожили. Я знаю толькотех его знакомых, которые к этому периоду его жизни относятся. Он же на десять лет старше меня… был, у него была другая жизнь без меня. Мы с ним познакомились, когда он уже на «Скорой» работал, а раньше-то… он и в Афгане служил, вы слышали, может быть? Он работал и в вытрезвителе, и в психбольнице, а мединститут заканчивал уже фельдшером на «Скорой». То есть он знал массу людей, мы когда в компаниях бывали, он такое мог рассказать, что народ просто под столы падал от смеха. Он вообще был хороший рассказчик. И повидал много. Он знал и очень печальные истории, не для веселой компании, потому что там после таких все рыдать будут, всякое веселье насмарку пойдет. Я ему иногда говорила: почему ты не записываешь это? Мог бы такую книгу сочинить, вроде как у Булгакова, «Записки земского врача», или у Вересаева, к примеру. Зачитывались бы все! А он смеялся и объяснял, что только рассказывает хорошо, а писать начнет – и все слова куда-то расползаются. И жалел об этом, конечно. Потому что у него на глазах и целые детективы разворачивались, и настоящие любовные романы.

– В смысле, между больными?

– Любовные-то? Ну да, люди же везде хотят быть счастливыми. Больные – они ведь те же дети, Алеша так говорил, у них чувства непосредственные, как у малолеток. Они ничего не скрывают, у них ревность, страсть – все просто, откровенно выражается. Но, между прочим, Алексей никогда не рассказывал об отношениях пациентов между собой. Не мог над этим смеяться… Он их жалел очень, психов, я хочу сказать, психически ущербных, он поэтому и ушел из той больницы, что очень уж близко к сердцу все это принимал, а там надо было такую броню на себя надеть!

– Вы чуть раньше слово одно сказали – детективы. Детектив предполагает преступление… Я вот подумал – может быть, ваш муж стал в свое время свидетелем какого-то такого преступления? И через много лет… вы понимаете?..

* * *

– Эй-эй! – слышу веселый голос, и потом кто-то тихонько тормошит меня: – Не спи, замерзнешь!

Открываю глаза, чувствуя, что мне и в самом деле холодно. Почему-то болит левый бок. И вообще я какая-то согнутая.

Выпрямляюсь. И с трудом начинаю соображать, что уснула на заднем сиденье Валентининой «Волги». Помню, как мы собрались, заперли квартиру, с предосторожностями дошли до гаража – а вдруг где-нибудь подстерегает чокнутая Дарзина?! – Валентина вывела «Волгу», мы сели, я еще немного поудивлялась ее мастерству водителя, потом попыталась сосредоточиться на своих размышлениях – и все, больше ничего не помню.

– Что, я всю дорогу спала? – бормочу не своим голосом, потирая онемевшую левую щеку.

Ага, я спала, значит, на ноутбуке. В смысле, на его ребристой сумке. И теперь текстура ткани отпечаталась на моей щеке. И все лицо мое, конечно, перетекло на левую сторону.

Жуть, надо полагать. В зеркало лучше не смотреть, я и так себя очень живо воображаю.

– Спала! Как убитая! – жизнерадостно хохочет Валентина.