Дамская комната

— У нее все в порядке, и она нас прекрасно приняла. Отец с ней наконец помирился. Это только начало. Надеюсь, что нам удастся теперь восстановить более нормальные семейные отношения.

На следующий день этой теме было отдано должное. За столом, где собрались все парижские Брюнели, об отсутствовавшей говорили с естественностью, которая свидетельствовала о том, насколько все изменилось в ее пользу.

Превратившаяся в результате замужества, супружеской любви и материнства в миниатюрную рыжую женщину, чьи действия и уверенность в себе имели мало общего со сдержанностью ребенка, которым она была раньше, Лодина, однако, по-прежнему была, по всей видимости, заворожена негладкими судьбами Кларанс и Флори. Как только она узнала о добром расположении своего свекра к последней, она принялась задавать многочисленные вопросы о находившейся в добровольном изгнании родственнице. Метр Брюнель охотно отвечал. Матильда же чувствовала себя неловко. Она говорила о доме Флори, о саде, о сиротах из Гран-Мона, но избегала слишком восхвалять ее добродетели, истинную цену которым знала только одна она.

Жанна, слушавшая родителей, отметила про себя некоторую разницу в тоне их рассказов, но молчала.

Потом заговорили о Кларанс. Если Лодина и сохраняла дорогое ей воспоминание о прошлой дружбе и говорила о юной бенедиктинской монахине только с почтительностью и преданностью, она не проявляла такого жадного интереса к ее жизни, как ко всему, связанному с Флори. Это было молча отмечено Матильдой.

— Я дала бы многое, чтобы с ней повидаться, — сказала молодая женщина, словно бы догадавшись о мыслях свекрови, не спуская глаз со своей старшей дочери Бланш и следя за тем, как она справляется с бланманже, впервые поданным ей за столом взрослых. — Мы с нею были так близки…

— Кларанс при каждой нашей встрече говорила о вас, — сказала Матильда. — Она молится за вас, за нас всех. Она вас любит по-прежнему, это несомненно, но через Господа и в Нем.

— Да, я знаю, мама. Она время от времени пишет мне письма, такие же прекрасные, как послания апостола Павла!

— К счастью, она не может вас услышать, дорогая! — воскликнул Бертран. — Ее скромность не вынесла бы такого сравнения!

Он взял руку жены, сидевшей слева от него, и поцеловал ей пальцы. Между ними царило согласие, правда не безусловное, знавшее порой и потрясения. Властный, в то же время несколько беспокойный и упрямый характер мужа, хотя и жаждущего любви супруги, довольно часто ставил их по разные стороны. Никакого ущерба эти стычки, а порой и насмешки не наносили. Они, разумеется, достаточно сильно любили друг друга, чтобы не переходить границ, и слишком дорожили своим союзом, не допуская даже мысли о том, чтобы подвергнуть его опасности.

— Итак, заключил Бертран, — Флори вновь допущена в круг семьи. Все мы рады этому. Ее отвержение было нашей болью и не могло продолжаться вечно.

— Однако… если бы я не был на пороге смерти… я не уверен, что так скоро вернулся бы к тому, что тяготило нас вот уже семь лет как единственное мыслимое решение. Вероятно, я был бы неправ, — признался метр Брюнель. — Я пришел к этому с опозданием, благодаря вашей матери, которая сразу же почувствовала, что моя болезнь — это благо, которое позволит мне помириться с нашей дочерью.

— Она сильно изменилась?

— Не очень. Она немного похудела… но больше всего поражает не это. Нет. Нечто другое: она стала другой…

Жанна и Мари упивались тем, что при них говорилось. Итак, паршивой овце позволено присоединиться к стаду! Обе девушки делали из этого вывод о том, что семейные связи восторжествовали над самыми худшими препятствиями и что нет такого большого греха, который в конце концов не был бы прощен. По разным причинам, но они обе чувствовали какое-то смутное удовлетворение. Жанна говорила себе, что, если она в один прекрасный день уйдет из дому с Рютбёфом, родители ее не смогут отнестись к ней строже, чем к Флори. Мари была несколько шокирована в своем представлении о чистоте, требуемой от женщин в окружавшем ее мире, но от этого не меньше восхищалась отцом и матерью, способными на такое великодушие.

Подали молодых куропаток в сахаре, с капустой. Метр Брюнель открыл поставленный перед ним ящик с пряностями, ключи от которого всегда хранились в его кармане. Ему нравилось выдавать собственными руками перец, протертый мускатный орех или тмин.

— Еда в Турени так же вкусна, как здесь? — спросил Бертран.

— Да, конечно, сынок. Это край бонвиванов. Там, например, кроме всяких обычных блюд, подают щуку в сливочном масле с кислым вином — это просто чудо!

— Черт побери! Вы разжигаете мой аппетит и желание туда съездить!

— Почему бы и нет? Вы можете поехать вместе со мной в одну из моих поездок, например, во время ярмарочного сезона. Ездили же вы со мной в Шампань или во Фландрию. Пора изменить направление. В конце концов, у вас две сестры на берегах Луары, где, кстати, у нас есть и некоторые деловые связи.

— Мне бы тоже хотелось там побывать, — вставила Лодина.