Дамская комната

Филипп ее не видел. Лицом к гробнице святого, он казался погруженным в полное серьезности размышление. О ком, о чем он молился? Может быть, вспоминал о чуде, которое здесь, на этом самом месте, вернуло рассудок и речь Кларанс? А может быть, вызывал в своей памяти прошлое, каждая подробность которого, напоминая о крушении всех самых законных его надежд, не могла не быть для него открытой раной?

Флори не осмеливалась пошевельнуться. Ей было достаточно в отчаянии просто смотреть на человека, которого она одним ударом лишила всего, что у него было: жены, ребенка, домашнего очага… Никогда раньше она не отдавала себе с такой ясностью отчета в собственной ответственности за это, в своей страшной вине. Преображение Филиппа, так поразившее Жанну в Париже, было для нее подобно удару хлыста. Во что превратился очаровательный поэт, посвящавший ей свои лучшие рифмы, сравнивавший ее глаза с листом салата, окружавший ее радостью, нежностью, влюбленным смехом? Что она сделала с тем, кто отдал себя ей с абсолютным, исполненным счастья доверием?

Ей хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее.

Праздничная церемония заканчивалась.

Король и королева встали с колен и под звуки песнопений, окутанные дымкой ладана, осыпаемые выражениями любви и преданности, направились к выходу из собора. Наиболее галантные верующие приветствовали их, люди из простонародья старались прикоснуться к украшенному геральдическими лилиями бархатному плащу Людовика, накинутому поверх лишенного всяких украшений, подбитого мехом камзола.

Флори не двигалась с места.

Ее отныне занимало лишь одно: не попасться на глаза Филиппу, исчезнуть, прежде чем он сможет ее заметить.

Но Беранжер! Испытывавшая неловкость после того, как она оставила Флори одну, мадам Эрно была намерена сразу же по окончании церемонии присоединиться к ней снова. Поскольку толпа мешала ей подойти, она принялась размахивать рукой, чтобы привлечь внимание Флори. Это заинтриговало кое-кого из толпы. Повернул голову и Филипп…

Флори почувствовала, как по ней прокатилась, залила ее волна горячей крови и хлынула обратно в сердце. Она пошатнулась и опустилась на пол.

Придя в себя, она увидела Беранжер, обмахивавшую ее, как веером, своей вуалью.

— Ну вот, она приходит в себя! Дорогая мадам, вы можете гордиться тем, что напугали меня!

Лежавшая на соломе, выстилавшей покрытый плиткой пол собора, Флори увидела вокруг себя людей, говоривших все разом.

Где был Филипп? Поначалу она не решалась оглядеться. Когда наконец осмелилась, то поняла, что среди тех, кто интересовался ее состоянием, мужа не было. Он ушел.

С помощью мадам Эрно она поднялась на ноги, поправила волосы и отряхнула от пыли подбитый выдрой плащ.

— Простите мне эту слабость, — проговорила она, — не понимаю, что со мной произошло…

— Давайте выйдем на улицу, — предложила жена ювелира. — На воздухе вам станет лучше.

Толпа вытекала из собора через несколько дверей. Стало посвободнее.

На улице стояла очень холодная погода. Ночью подморозило, но не слишком. Дневное солнце растопило иней.

Флори дрожала.

— Зайдемте ко мне, выпьете горячего вина со специями. Это вам необходимо.

Флори согласилась. Что ей оставалось? Она совсем потеряла голову: Филипп увидел, узнал ее!

В доме ювелира она машинально выпила успокоительный напиток, обменялась с метром Эрно и с его женой несколькими фразами о предстоящих днем увеселениях, которые уже начинались, и наконец объявила, что ей пора возвращаться в Вансэй.

Прежде чем доехать до дороги, соединявшей Луару с Шером, надо было проехать по праздничным улицам и площадям, где любая мелочь была предлогом для смеха, поводом потанцевать, развлечься. На протяжении всего пути Флори не переставала дрожать от страха встретиться с Филиппом. Однако этого не случилось.

За городскими воротами было тихо. Народу на дороге было мало, но остававшийся за ее спиной город дышал радостным гулом, который доносил до нее ветер. То и дело оборачиваясь, чтобы убедиться в том, что ее не преследуют, всадница не могла воздержаться от восхищения лежавшим в белой дымке декабрьского дня расцвеченным флагами городом, его украшенными стенами, башнями собора и замка, увенчанными штандартами, вымпелами, хоругвями, громко хлопавшими под ветром.

— Никогда не видела ничего более красивого! — заметила служанка, следовавшая за хозяйкой верхом на семенившем осле.

— Ты права, Марселина, после Пасхи Рождество самый красивый праздник года, а сегодня, благодаря присутствию короля, он еще великолепнее, чем обычно.

Рождество! Мог ли этот праздник надежды сочетаться в ее исковерканной жизни с печалью, смятением, бесчестьем? Зачем было нужно, чтобы поруганный муж и неверная жена оказались в одном и том же месте, у гробницы святого Мартина, в день, когда обычно прославляется Новый Союз? Не было ли в этом какого-нибудь предзнаменования? Какого именно?

Она доехала до Вансэя, не заметив дороги. К счастью, дома ее ждало существо, которое должно было помочь ей прийти в себя. Как она и предполагала, Агнес не скучала. В сопровождении весело прыгавших левреток она бегом бросилась к Флори.