Дамская комната

— Естественные задатки людей не могут резко изменяться. Внешность может измениться, но не душа.

— Вы так думаете?

Она упрекнула себя в том, что цепляется за малейший лучик надежды, как хватается за соломинку утопающий. Это было безрассудство.

— Прощение обид, — заговорила она снова таким тоном, как если бы разговаривала сама с собой, — одна из главных заповедей христианина. Но мой случай настолько тяжел, преступление мое так велико, что я не понимаю, как может оказаться милосердным ко мне тот, кто стал его жертвой.

— Восемь лет прошло со времени события, о котором вы говорите. Крестоносцы видели в святой земле смерть и любовь. Не забывайте о том, что течение Нила несло столько трупов, что они застревали под арками некоторых мостов, что в огне костров и от рук суданцев погиб каждый десятый в нашей армии, что голод и болезни обрушились на уцелевших, что многие решили, что все потеряно, когда в плен попал сам король, что не было ни одного человека, который не думал бы, что пришел его последний час… Подобные испытания стирают остроту прежних переживаний. Понимая, что их нельзя искоренить полностью, люди начинают смотреть на них под другим углом зрения. Поверьте, когда меняется пейзаж, меняется и точка наблюдения, и ваш муж, мадам, через все это прошел!

Флори ничего на это не сказала. Она осталась при своем мнении и принялась открывать привезенный поэтом ящик.

Отец положил туда золотую пряжку для нее и колечко для Агнес, мать два камзола из зеленого шелка, расшитые алыми цветами, Мари и Жанна по экземпляру своих первых поэм, которые одна переписала, а другая разрисовала, Бертран и Лодина серебряные ложки, а Арно и Джуния две пары жемчужных серег, одни маленькие, другие большие, прекрасной восточной работы. Прижав к сердцу куклу, Агнес в восхищении присутствовала при извлечении подарков. Как это может быть, что в Париже еще помнят о ней? Что ее, такую маленькую, такую незаметную, не забыли? Девочке, лишенной родителей, доставляло несказанное удовольствие сознание того, что вся семья думает о ней, шлет ей подарки. Не вполне отдавая себе в этом отчет, она впервые была вознаграждена за лишения, которые пришлось перенести в начале жизни нежеланному ребенку.

Флори увидела в синих глазах такую новую, такую живую надежду, что схватила малышку и прижала ее к груди.

— Слава Богу, — сказала она Рютбёфу, смотревшему на них прищурившись, как художник рассматривает законченную картину, — жизнь хранит простые радости, которым нет цены! Вы, разумеется, правы, друг мой, ничто ни так хорошо, ни так плохо, как это кажется. Может быть, я действительно напрасно мучаюсь… Поживем — увидим!

Когда поэт отправился обратно в Тур, к своим обязанностям, она сделала попытку укрепить себя в выказанной перед ним уверенности. Это было нелегко!

Появление Филиппа потрясло ее гораздо сильнее, чем она могла бы подумать. Если за эти восемь лет ей и случалось нередко думать о нем, она больше жалела его, чем боялась.

Он всегда выглядел таким очаровательным, таким влюбленным, этот юный супруг пятнадцатилетней девочки, что ее представление о прошлом никак не увязывалось с этим человеком с каменным лицом, который внезапно возник рождественским утром перед нею у гробницы святого Мартина.

«Я сойду с ума, — говорила она себе ночью в постели, все больше и больше мучаясь бессонницей. — Стоило мне добиться отъезда Гийома, присутствие которого меня угнетало, как на горизонте появляется угрожающая фигура Филиппа! Неужели я буду всегда разрываться между этими двумя мужчинами?»

Она приходила к выводу, что любовник для нее менее опасен, чем муж. Это ради него она предала, отказалась, унизила любовь Филиппа. Чем она могла бы оправдаться перед тем, кого лишила всего? Ничем. В глазах обманутого мужа, потрясенного отца она была клятвопреступницей, вероломной, почти убийцей, и ей не было никакого прощения. С одним она чувствовала себя сильной (разве не она в конечном счете диктовала ему свою волю?), с другим виноватой. Ее власть над Гийомом была велика, над Филиппом ее вообще не было. И вот теперь он может диктовать ей свои законы, расплатиться за все, наказать так, как ему понравится…

Было от чего проводить ночи без сна!

Между тем ничего не происходило. Прошел декабрь, начался январь.

На Епифанию, поскольку погода стала менее холодной, чем ожидалось, и помня о своем обещании Агнес отвезти ее в Тур, куда в честь короля и королевы съехались лучшие дрессировщики со своими дрессированными зверями, Флори отправилась в город. Ей всегда было трудно отказывать в чем-то девочке, да и покой, установившийся в дни после Рождества, укрепил ее душевные силы.

День был пасмурным, по теплым. Рано утром они уселись в двуколку с откидным верхом. Лошадью правил Шарль. Флори, Агнес и Сюзанна старались не помять в тесноте свои праздничные одежды. В руках у девочки была кукла, расстаться с которой она не пожелала. Она пребывала в восторге, так как посещала до этого город всего один или два раза.