— Арно, которому я обязан своим теперешним благополучием, сказал мне, где можно вас найти! — признался поэт, находившийся явно в хорошем настроении.
Он поставил к ногам Флори довольно объемистый ящик.
— Все тот же Арно просил меня передать вам от его имени вот это, мадам. Я думаю, что здесь рождественские подарки для вас, а также для девочки, которую вы воспитываете.
— Большое спасибо. Ими займемся позже. Сначала идите-ка к камину. Погрейтесь, а потом выпьем за нашу встречу под моим кровом.
Сюзанна принесла ячменное пиво, медовый напиток, лепешки и сушки.
— Я вас искал повсюду после службы в соборе, — снова заговорил поэт, утолив жажду. — Все было напрасно. Вы исчезли.
— Мне стало плохо под конец службы, и потеряла сознание.
— Неудивительно: не часто мне доводилось видеть столько народу да вдобавок в такой тесноте!
— Да, нас собралось много у гробницы нашего святого Мартина!
Рютбёф прилежно жевал кусок лепешки.
— Вас, должно быть, удивляет мое преображение, — сказал он, расправившись с ней.
Его обезоруживавшая улыбка прорисовывала тысячу мелких морщинок в углах глаз. Под своим бархатом он оставался все тем же увальнем, что и под грубой шерстью, но если удача не сделала его элегантным, она и не смирила его душу. В уголках его глаз сохранялся присущий ему одному вызов, и чувствовалось, что голова его бурлит многочисленными планами.
— Знаете ли вы, что я стал одновременно добродетельным и рассудительным? — сказал он, смеясь. — Я отказался, по крайней мере на некоторое время, от неприятных мне знакомств и навсегда отошел от вашей юной сестры.
— Она должна жалеть об этом, ведь она питает к вам большое уважение.
— Возможно, но, черт побери, она же не для меня! Я в конце концов убедился в этом сам и сказал об этом ей.
— Вы виделись с нею?
— Мы долго разговаривали у Арно.
— Я думала, что он живет с Джунией, которая ждет ребенка, на улице Бурдоннэ.
— Да, действительно, это так. Определенно. Как только стало известно о предстоящем рождении ребенка, ваш отец оборудовал, снабдил коврами и мебелью большую квартиру в той части дома, которая выходит окнами на запад. Арно может быть доволен, уж поверьте мне! В будущем Арно с женой унаследуют у ваших родителей весь дом, тогда как Бертран продолжит их дело.
— Да, — согласилась Флори не без ностальгической нотки, — да, в Париже как будто все улаживается…
— Вы не можете себе представить радость метра Брюнеля и вашей матери, узнавших об этом материнстве! Они надеются, что будет мальчик, наследник их старшего сына.
— Разумеется. Однако они не впервые получают сообщение о событии такого рода… Такую смену поколений уже обеспечивают дети Бертрана… Итак, вы пришли к согласию с Жанной о прекращении ваших отношений, — продолжала она разговор в дружеском тоне.
— Так будет лучше. Мне выпало влюбиться в вашу сестру, которая не испытывает ко мне ничего, кроме дружеской симпатии. Я долго бился как рыба об лед, пока не пришел к очевидному: она любила мои стихи, а не меня. Она и сама это признала.
— Как и наша мать, Жанна человек долга, чувствительный к рассуждению, — заметила Флори. — Она не из тех девушек, которые вслепую встают на не слишком правильные пути…
Они помолчали. Огонь в камине горел неярко. То ли было слишком ярким солнце, забивавшее его своими лучами, все еще падавшими на камин, то ли были не очень сухими дрова.
— Нынешним утром, во время рождественской службы, я увидела своего мужа, — внезапно, словно во сне, сказала молодая женщина.
— Я также его заметил, — признался Рютбёф. — Однако я надеялся, что вы об этом не узнаете.
— Мне стало плохо из-за него, а вовсе не от духоты и давки.
— Ну, и что вы намерены делать?
— Ничего. Может быть, он пробудет в Турени недолго.
— Не надейтесь на это: у меня другие сведения. В знак признания его больших заслуг за морем король отдал ему поместье Тюиссо, недалеко от Тура, по Амбуазской дороге. Отказавшись жить в Париже, он там и поселился.
— Господи! Для меня это самое худшее, что могло случиться!
Рютбёф рассердился на себя за то, что сказал ей об этом.
— По всей вероятности, ваш муж не знает, где вы живете.
— Узнать это ему будет нетрудно.
— Может быть, он не захочет этого!
Поэт поднялся. Чувствуя себя неловко, он сделал вид, что озяб, и несколько наигранно погрелся около камина. Флори тряхнула головой.
— Ради Матери Божьей! Не говорите мне, что это случайное совпадение! — пылко воскликнула она. — Вы же хорошо понимаете, что если он выбрал это поместье, а не какое-то другое, то именно потому, что ему известно место моего добровольного изгнания. Он без труда мог узнать это у многих. Какая я дура, что не подумала об этом раньше!
— Но, в конце концов, для чего ему было бы селиться поблизости от вас?
— Откуда мне знать? Может быть, чтобы отомстить мне?
— Я мало встречался с Филиппом до его отъезда в Палестину, но все же достаточно, чтобы понять, что он не относится к типу мстительных поборников добродетели!
— Если, конечно, изменение его физического облика не повлекло за собою изменений в характере.