Дамское оружие

Где-то на середине стола, над откупоренными бутылками, взгляды встретились. Балканов тут же опустил глаза, почувствовал укор совести. Не хватало, чтобы кто-то из присутствующих заметил эту пикировку. Господи, что же это он? О чём можно говорить с этой девочкой, полгода назад приехавшей из Череповца? О моде в перерыве между обсуждением меню в «Макдоналдсе»?..

Он усмехнулся и тут же сам себя осадил. А почему бы и нет? Какая к чёрту разница – о Бьорк в «Макдоналдсе» или о Бергмане в «Сайгоне»? Впрочем, в «Сайгоне» он почти не бывал. Бог миловал…

Ира словно почувствовала его внезапную, беспричинную холодность, отвернулась к Гусакову, который представлял собравшимся свою тетушку.

Славной была эта семья – Гусаковых!..

Он помнил, как Вера впервые приехала к нему за товаром – на своих двоих, с заржавленной тележкой с отваливающимся колесом, говорила с жутким череповецким акцентом. Впрочем, почему «жутким»? Почему любое отклонение от общепринятых норм – социальных, нравственных, языковых – воспринимается с таким ехидным злорадством? Не есть ли это завуалированный комплекс неполноценности того, кто страшится быть отвергнутым? Потому что тоже не соответствует общепринятому стандарту.

Нет, Гусаковы, действительно, были славные. Будь Вера чуть-чуть красивее, Балканов, может быть, и влюбился. Но эти жидкие волосы, нос картошкой, мужские ладони – прости, Вера, у тебя такая замечательная душа! Но почему же тогда на ней женился Гусаков – стройный, сухощавый, в чём-то даже аристократичный? Раньше Балканов этого не понимал, объяснял слепой страстью. Как же, накатило, захватило! Ага, как бы не так!

На самом деле, видный Павел Сергеевич, «доцент с процентом» какого-то мудреного института, знал, что делал. Ему просто нужна была та, которая могла им восхищаться. Вначале это была мама. Потом сокурсницы по институту. Потом девушка, с которой Павел Сергеевич недолго встречался. А потом появилась Вера – отнюдь не красавица, даже наоборот, приезжая, череповчанка, жутко энергичная и деловая, смотревшая на Павлушу, как на божество. И что с того, что божество лениво и нерасторопно, много говорит и всё делает с таким апломбом, словно это очередное одолжение!.. «Не боись, Паша, я лбом протараню любую стену, полезай мне на шею!» Вот Паша и взобрался, уселся, и ноги свесил в импортных, дорогих туфлях на массивной подошве. Сидит, болтает ножками, пока Вера, как заводная, носится по семейным делам, по фирмам, да инспекциям с бухгалтериями. А Пашенька, знай, покрикивает – как же, провинциалка, давай шустрее, нам, аристократам, жрать охота!

Со своей родословной Павел Сергеевич носился, как курица с яйцом. Сегодня он пригласил в гости какую-то тётушку, которая уже битый час несла небылицы о славном роде Гусаковых, крепких хозяевах, прижимистых купцах, становом хребте русского торгового люда. Это – с одной стороны. С другой, как выяснила тетушка, род Гусаковых восходит к славному роду Корсаковых, который дал миру мореплавателей, государственных мужей, офицеров.

В подтверждении этого сухопарая, как и Гусаков, тетка (как же, аристократы! тонки в кости, крепки духом) зашуршала бумажным рулоном, раскатала скрученный валиком лист. Ткнула в него указкой, поднесенной Гусаковым.

– Вы обратили внимание? – острый кончик указки скользнул в блеклый, карандашный кружок, размещенный в центре развернутого листа, из которого паутиной во все стороны полезли тонкие карандашные нити, – вот это – Петр Степанович Гусаков. Можно сказать, глава нашего рода…

Гости с демонстративным вниманием следили за указкой тетушки. Балканов украдкой глянул на Иру. Она с увлечением смотрела на лист. Наверное, смотрит, думает – вот они, петербуржцы, они другие! Они помнят и чтут своих родственников до седьмого колена, их не собьешь сказочками о прекрасном прошлом и замечательном настоящем. Они всему знают цену и обо всём имеют собственное мнение…

Не удивительно, когда-то и Балканов так думал. И тоже хотел было покопаться в своей родословной. Правда, его корни уходили не в богатую, унавоженную историей, питерскую землю, а в суховатый суглинок тверского края. Но сразу наткнулся на какую-то неприглядную историю с бабушкиной сестрой, которая то ли убила, то ли просто бросила годовалого ребенка и сама подалась в город, да там и сгинула. И это как-то моментально охладило его исследовательский пыл. Балканов понял, что история всякого рода – будь он хоть трижды аристократический, или самый простецкий, от сохи – есть выпячивание отдельных достоинств и тщательное сокрытие темных пятен. А темных пятен в истории всякого рода предостаточно! И может быть, умершие предки только спасибо скажут тем, кто не станет тревожить ушедшие тени. Да и зачем? Спите, дорогие родственники, я не стану будить вас понапрасну! Пусть история будет вам колыбелью, раскачивающейся над бездной времен…