Когда проход в форме огромной разинутой пасти Дьявола открылся, Сильви и Эсме прошли наружу, но я остановилась посередине. Эсме на той стороне раздражённо скрестила руки, но я всё равно продержала дверь открытой чуть дольше необходимого – Давай быстрее, Сесиль! – Сестра уже позабыла, как мы с Сильви ждали, пока она перемеряет четыре наряда.
Лицо Сильви выражало обеспокоенность, она всегда переживала, что кто-нибудь увидит, как мы возникаем из ниоткуда посреди Булонского леса. Из-за тумана снаружи её светлые стриженые волосы начали завиваться.
– Сесиль! – Она помахала мне. – Dépêche-toi![13]
Я повернулась глянуть на Доро, украдкой напряжённо бросающего последний взгляд на мир за воротами. На другой стороне я увидела пар от дыхания Сильви и даже раньше, чем ступила на траву, поняла, что апрельская ночь в Париже будет холодной. Я всегда чувствую, как закрывается вход, ещё до того, как услышу звук. И меня всегда поражает, что не успею я обернуться в двери – а цирк уже исчез, растворился в ночной тиши.
6 апреля 1925 года
Сегодня вся труппа оживлённо обсуждала возвращение Отца. Его проще всего было найти в садах. Посетители нашего цирка тоже любили сады. Они входили в наши двери ночью и изумлялись, найдя внутри стен открытое пространство, и после начинали гадать, благодаря какому фокусу солнце всё ещё сияет. Отец говорит, что ходьба по Великому Лабиринту придаёт ему ясность мысли, так что он может целыми днями бродить между живыми изгородями. В результате его приверженности этому месту, сад благоухал – запах свежих веточек лаванды и розмарина смешивался с ароматами вечно цветущих магнолий и лип. Пробегая сквозь ухоженные кусты, я обнаружила Доро: он пил чай с Алыми Сёстрами. Их красные кудри складывались в геометрические фигуры, как подстриженные кустарники. Доро, словно зная, кого я ищу, указал на Главную Аллею – там Отец что-то внимательно изучал.
Погружённый в беседу с Курио, смертным, который служил Архитектором Аттракционов, Отец разглядывал его новое творение – колесо обозрения под цирком. Отец неодобрительно хмурился, складывал чертежи и отшвыривал их назад к Курио. Его всегда увлекали две концепции: «задом наперёд» и «вверх тормашками» – и этот аттракцион совмещал обе, по словам Курио, который в данный момент спешно объяснял Отцу свойства колеса, строящегося сейчас под нами. Меня никто не заметил.
– Оно крутится недостаточно глубоко, – отрезал Отец, поглаживая подбородок.
Курио поёжился, как будто сел на булавку.
– Но его невозможно углубить, мой господин.
– Мне не видно Стикс, – сказал Отец сквозь зубы. Это была его любимая река. – Ты обещал, что я буду видеть Стикс. Вот для чего был предназначен этот аттракцион, Курио.
– Я пытался, мой господин. – Лицо Курио пылало. – Но магии недостаточно, чтобы зайти так далеко и при этом сохранить цирк. Вам придётся дать мне больше магии.
И тут Курио сделал странную вещь. Он вдруг посмотрел в ту сторону, где стояла я, словно видел меня впервые, и обрадовался, как будто ему пришла в голову гениальная идея.
– Конечно же! – воскликнул он. – Мы можем использовать и Сесиль! Как я раньше об этом не подумал. Возможно, есть способ…
Архитектор не закончил мысль. Отец заткнул его ударом с левой руки сжатым кулаком. Лицо Курио сморщилось, как будто он жевал что-то противное, он вытаращил глаза. Его округлое тело, подёргиваясь, рухнуло на пол.
– Никогда, – сказал Отец, склонившись над ним. – Этому не бывать, Курио. Найди другой способ.
Архитектор мотал головой и корчился от боли. Отец легко ткнул его мыском ботинка и протянул руку.
– А теперь отдай его мне. Вот что бывает, когда говоришь, не подумав.
– Курио! – Я упала на колени рядом с архитектором, обеими руками поддерживая его голову, и подняла глаза на Отца. – Что ты с ним сделал? Останови это, отец!
Я лихорадочно ощупывала костюм на Курио, пытаясь найти, что причиняет ему боль. Тучный архитектор бешено мотал головой взад и вперёд, уклоняясь от моих прикосновений, как будто они его обжигали.
– Это не твоя забота, Сесиль.
– Отец! – Я заслонила лежащего человека от его взгляда, надеясь, что это нарушит поток его магии.
Отец устало вздохнул, взглянул на люстру над нами и произнёс скучающим голосом:
– Курио. Ты хочешь быть закуской на сегодняшнем ужине у демонов? – Он наклонился и протянул руку. – Сейчас же.
Курио неохотно выплюнул что-то красное и сырое в подставленную ладонь Отца, обтянутую перчаткой. К своему ужасу я поняла, что это был отрезанный язык. По пылающему лихорадочным жаром лицу Курио бежали пузырящаяся слюна и кровь, забрызгивая серую щетину на подбородке.
– О нет! – Я немедленно вскочила и стянула верхнюю кофточку, чтобы вытереть бедняге лицо. В ярости я повернулась к Отцу, внутри меня кипел гнев. – Как ты мог это сделать? Как ты мог?!
Я завопила так пронзительно, что над спинками кресел в саду возникли головы – посмотреть, что там за шум.
Не обращая на меня внимания, Отец приблизил лицо к Курио.