Даша вскочила, унеслась в комнату, а через минуту вернулась с толстенным справочником «Желтые страницы – Москва». Торопясь, открыла в нужном месте, и…
– Автосервис «Мечта», шиномонтаж «Мечта», – разочарованно проговорила она, водя пальцем по строчкам, – магазины «Мечта» – один, второй, третий, четвертый… Четыре магазина «Мечта»! Универмаг. Два кафе. Одно-кафе-столовая. Три парикмахерских. Центр лазерной терапии. Стоматологический центр. Дом отдыха. Кинотеатр. Просто какая-то фирма «Мечта»… Итого – пятнадцать наименований…
– Пятнадцать «Мечт». Или «Мечтов», – попробовал пошутить я.
– «Мечтаний», – машинально поправила Катя.
– Ну, и что это все нам дает? – спросила Даша. Она опять выглядела печальной. Вот-вот заплачет.
– Ничего, – подвел итог я. – Пока – ничего. Но мы обязательно что-нибудь придумаем.
После сумасшедшей, почти бессонной ночи, последовавшей за похищением Ленчика, после бесплодных утренних попыток отгадать, где находится юноша, Катя вдруг ощутила дикую усталость. Во всем теле ломота. Глаза как песком присыпанные. Но при этом организм по-прежнему заставлял ее: действовать! Адреналин, выделявшийся в кровь, понуждал Катю что-то делать. Куда-то бежать. Что-то предпринимать. Но… Куда – бежать? И что – предпринимать? Что она может? Решительно непонятно…
Они втроем, Катя, Павел и Даша, как позавтракали, так и сидели у Даши на кухне. Попытки разгадать, где находится Ленчик, понять его зашифрованные намеки, окончились ничем. Бесплодные поиски оставили после себя досаду и усталость. Две сестры и Паша тягостно молчали.
Вдруг Павел, ни на кого не глядя, спросил:
– Ну-ка, девочки, давайте колитесь: что вы за игры затеяли?
И тяжело посмотрел прямо в переносицу Кате.
Катя никогда не умела сопротивляться такому взгляду Павла – когда он смотрел на нее исподлобья, хмуро, словно не на родного человека, а на подследственную.
– А что такого мы затеяли? – делано удивилась она. От того, что вопрос Павла прозвучал неожиданно, ее недоумение вышло наигранным. Его, наверное, мог заметить любой. И Паша, похоже, заметил.
– Давай рассказывай, рассказывай, – ласково проворчал он. – Вдруг мы делаем одно и то же. Надо в конце концов координировать совместные действия. – Он снова глянул на Катю хмуро, как на допросе. Приказал: – Ну, говори.
Что оставалось делать Екатерине Сергеевне? Сначала запинаясь, а потом войдя во вкус, она ясным, хорошо поставленным лекторским голосом рассказала Паше и сестре обо всем.
– Забавно, – пробурчал Павел, когда она закончила. – Приемлемо… – добавил он словечко из лексикона своего старшего товарища, полковника Ходасевича. – Ну, а ты, Дарья Сергеевна, – Павел обратился на сей раз к Даше, – что затеяла? – И, в свою очередь, глянул на старшую сестру тем тяжелым взглядом, что Катя называла «ментовским».
Дарья протянула: «Ну…» – обняла себя за плечи, словно бы замерзла. Потом вдруг вскочила, стала поправлять кастрюльки на плите, окно в жаркий столичный день пошире распахнула. Павел ждал. Потом произнес непередаваемой милицейско-учительской интонацией: «Мы все тебя ждем». И никуда не делась Дашка. Стала рассказывать. Сперва смущалась, запиналась, глуповато хихикала. Затем вошла во вкус. Стала рассказывать в лицах.
Катя слушала ее и дивилась: этакая клуша, маманя, домохозяйка – какова? Вон что учудила! Не ожидала она такого от тихони Дашки, совсем не ожидала…
Когда Дарья Коноплева завершила свою историю, Павел потянулся и хрустнул пальцами.
– Удивила, милочка, – проворчал он. – Ей-ей, удивила… Это хорошо, что вы, девочки мои, наконец-то мне о своих планах рассказали. Знаете, почему хорошо? Потому что в итоге может получиться любопытная комбинация… Так что, дорогие сестры, слушайте мое слово. Мой отцовский наказ. Наказ старого детективного волка. – Женщины замерли, уставились на Павла. – А наказ мой таков: продолжайте в том же духе. Благословляю вас на дальнейшие подвиги. Так держать.
– А чем
– Я стану действовать согласно боевому расписанию, – важно ответил Павел. – У меня имеется собственный план.
Однако Паша в отличие от Кати с Дашей ни слова не сказал о том, что он сам планирует делать.
К наркоманам я испытываю примерно те же чувства, что к слизнякам. А именно: брезгливость и отвращение. Я их
А вот к тем, кто торгует наркотиками, кто подсаживает на иглу других, я отношусь иначе. Я их – ненавижу. Этих сволочей я готов мочить безо всякого сожаления. И чем больше подобных субъектов – не колющихся или нюхающих, но приучающих, развращающих – отправляется в мир иной, тем большую нехристианскую, злобную радость я испытываю.