– Он вернется, – сказал Мурильо. – Будет готов к разговору и вернется. Не забывай, это уже не Крокус, и он обзавелся новыми ранами, довольно глубокими. Некоторые до сих пор кровоточат. Если бы Маммот не погиб, – добавил он, помолчав, – все могло бы быть иначе. Но случилось как случилось. Крокус отплыл с малазанцами, чтобы отвезти Апсалар домой… ах, ну да, ты же не в курсе. Что ж, давай расскажу, чем кончилась та ночь – после твоего исчезновения. Только прошу: съешь мясо!
– Ну, дружище, от такого предложения трудно отказаться.
И впервые за это утро Мурильо улыбнулся.
Постель по-прежнему хранила ее аромат, сладкий до слез. Даже подушка была еще теплой, хотя, возможно, это от солнца, которое золотом струилось из окна, принося с собой слегка раздражающие брачные песни птиц, резвящихся на заднем дворе.
Из внешней комнаты доносился скрип гончарного круга. Наконец, после долгой разлуки, этот звук вернулся в его жизнь – и как будто не было ни гнусного разбоя и рабства, послужившего справедливым наказанием, ни гнилой ямы, где он лежал с наручниками бок о бок с варварами-теблорами. Не было огромного воителя, распятого между кораблями, которому Торвальд вливал в растрескавшийся рот соленую воду. Не было ни чародейских бурь, ни акул, ни искореженных миров, сквозь которые надо ползти, ни кошмаров об утоплении… Нет, все это произошло не с ним, а с кем-то еще – история, спетая полупьяным бардом, столь фальшивая и неправдоподобная, что слушатели готовы были буквально разорвать кретина на части, вспомни он еще один невероятный подвиг. Да, это все произошло с кем-то другим. Круг скрипел, как и раньше, а жена придавала глине форму, симметрию и красоту. Конечно, после любовных утех работа у нее не спорилась, словно экстаз высосал из нее силы, питавшие творчество. Он, бывало, переживал по этому поводу, но она лишь с улыбкой отмахивалась и сильнее нажимала на педали.
Полки в общей комнате были уставлены посредственной работы горшками. Повод для беспокойства? Когда-то – возможно, сейчас – нет. Торвальд, по сути, бросил жену, и ей не было никакого резона чахнуть в одиночестве или трауре. Жизнь продолжается, значит, надо жить. Естественно, у нее были другие мужчины и, скорее всего, даже остались. По правде сказать, чудо, что в момент его возвращения Тисерра была одна. Торвальд почти не сомневался, что дверь ему откроет какой-нибудь богатырь-полубог с растрепанными золотистыми локонами и челюстью, просящей кулака.
– Наверное, ушел навестить матушку, – проворчал Торвальд.
Он присел на кровати, наступил на тканый коврик, почувствовал ступнями нашитые на него плоские подушечки с лавандой.
Начался новый день. Нужно было уладить кое-какие дела и после этого снова вернуться к жизни обычного даруджистанца. Навестить пару старых друзей, кого-нибудь из родственников (тех, кто станет с ним разговаривать), посетить места, по которым тосковал больше всего, а уж тогда и подумать, чем заниматься дальше.
Но всё по порядку. Надев привезенный издалека наряд (чистый комплект, жаль только весь мятый с просушки), Торвальд Ном вышел в общую комнату. Жена сидела спиной к нему, склонившись над гончарным кругом и нажимая на педали. Корыто с чистой водой стояло так же, где и всегда; Торвальд подошел и умыл лицо. Уколовшись о щетину, вспомнил, что надо бы побриться, – но за этим можно пойти, благо есть чем заплатить. Кто сумел подстроиться под обстоятельства, тот и в выигрыше. Он точно слышал эти слова от кого-то, но не помнил от кого.
– Любимая!
Тисерра повернула голову и улыбнулась.
– Вот, Тор, взгляни, как все ужасно. Видишь, что ты натворил?
– Ну это все злость…
– Не злость, а усталые бедра, – сказала она.
– А что, многие жалуются? – спросил он, разглядывая скособоченные тарелки на полках.
– Да нет, почти никто. Ты, муж, все неправильно понял. Вот такой нынче стиль в моде. Долой симметрию, да здравствует кривизна и убогость. Каждой благородной даме сейчас нужен бедный родственник из деревни – какая-нибудь пожилая тетушка, которая будет делать для семьи посуду, когда не сворачивает головы курам или чистит тыквы.
– Замысловатая ложь.
– Ну же, Тор, кто говорит о таком напрямую? Только намеки.
– Я никогда не умел разгадывать намеки. Разве что если мне намекнут на разгадку.
– За все время, Тор, у меня было ровно два любовника, каждый всего несколько месяцев. Имена назвать?
– А это кто-то из знакомых?
Тисерра не ответила. Торвальд повернул голову и встретился с ней взглядом.
– Понятно… – мудро кивнул он.
– Что ж, надеюсь, ты не будешь коситься на всех, кто зайдет к нам или поздоровается со мной на улице. Иначе мне лучше сразу сказать тебе…