Дань псам. Том 1

Тело мальчика на поросшем травой холме, что над дорогой, ведущей к Майтену и Двуволовым воротам нашел старик-пастух. Он знал, что работать ему еще недолго: уж очень красноречиво смотрел старший пастух на то, с каким трудом он переставляет ноги и как сильно опирается на посох. Удивительно, но мальчик еще дышал, и старик задумался, что же теперь с ним делать.

Вы́ходить его? Сто́ит? Надо съездить за женой, вместе они погрузят тело в повозку и отвезут в лачугу на берегу озера. Там станет ясно, выживет ли мальчик, и, если да, его можно будет слегка откормить… А потом?

На сей счет мысли у него были, и немало. Ни одной доброй, правда, но кто говорил, будто мир добр? Правило (а в том, что такое есть, пастух не сомневался) гласит: найденыши – законный товар. Подобрал – твое, будь то ребенок или мусор на берегу озера. Да и деньги им с женой совсем не помешают.

И старик тоже заключил, что день сегодня отличный.

Он вспомнил, как в детстве носился по улицам и переулкам, залезал на крыши по ночам, чтобы полюбоваться Дорогой воров. Ах эта манящая романтика приключений в загадочном свете луны, пока дремлют незадачливые жертвы в своих темных комнатах!

Беспечному юнцу всякая дорога хороша, главное, чтоб в ней были загадочность и опасность на каждом шагу. И даже когда опасность стала вполне реальной, она все равно наполняла душу Резчика удивительными переживаниями.

Теперь он знал, что романтика – удел дураков. Никому не нужно отданное сердце, никто не видит в нем драгоценного дара. Нет, его бесцеремонно хватают, выжимают досуха и выбрасывают. Или же считают товаром, не более, и предпочитают тому, что есть другое, еще не виданное, а лучше даже – принадлежащее другому. Или, что гораздо, гораздо хуже, вовсе не принимают, потому как видят себя недостойными такой чести.

Причины отказа, в сущности, не важны. Привкус боли и обиды, горький и безжизненный, от этого не меняется и все так же отравляет душу. Резчик мог выбрать другую стезю. И должен был выбрать. Пойти по стопам Мурильо: каждую ночь новая любовь, отчаянные женщины, которые падают к ногам, изысканные завтраки на балконе, тайные свидания под шепчущей листвой в каком-нибудь уединенном саду.

Или же взять Круппа: вот уж на что мастер пронырливости! Ведь мог Резчик остаться у него в учениках подольше, овладеть высоким искусством воровства, сбывать краденое, добывать информацию, чтобы затем продать ее тому, кто готов хорошо заплатить. А еще и научиться ценить вина, выпечку и неподобающие наряды. И ждала бы его жизнь, полная ангельского восторга, но есть ли в этом мире место для еще одного Круппа?

Нет, конечно же!

Значит, остается лишь тропа кинжалов, танцы с тенями и убийства за деньги, причем даже без хотя бы солдатского оправдания (как будто это кого-то волнует)? Раллик бы не согласился. Мурильо покачал бы головой, Крупп поиграл бы бровями, Миза усмехнулась бы и попробовала бы ухватить Резчика за яйца, а Ирильта посмотрела бы на него с материнской заботой. В глазах у Салти зажегся бы грустный огонек, омраченный горьким осознанием, что она для Резчика больше не годится, и надеждой, что звание убийцы вознесет его на такие выси, откуда он перестанет замечать простую официантку. Любая попытка поддержать дружбу будет воспринята как жалость и снисхождение, а каждое неверное слово или упущенный взгляд будут отзываться слезами.

Как незаметно проходит то время, когда можно мечтать о будущем, и вспоминая об этих мечтах, человек с ужасом осознает, что уже не ему открыты все дороги, а вон тем юнцам, которые окружают его со всех сторон, смеются в таверне, носятся по улицам…

– А ты изменился, – сказал Мурильо. – И не уверен, что к лучшему.

Он лежал на кровати, подпертый подушками. Сальные волосы были распущены.

Резчик посмотрел на старого друга и спросил:

– А что значит «к лучшему»?

– Вот именно. Когда мы виделись в последний раз, ты бы не задал такой вопрос и уж явно не таким тоном. Кто-то разбил тебе сердце, Крокус… Хочется верить, что не Ваза Д'Арле!

Резчик усмехнулся и покачал головой.

– Нет. Представляешь, пока ты не произнес ее имя, я даже про нее не вспоминал… И да, Мурильо, теперь я зовусь Резчиком.

– Как скажешь.

Ну так он и сказал. Видно, Мурильо еще не настолько поправился, чтобы вести нормальный разговор. А если он вложил в эти слова какой-то подтекст, то, может, Крокус и заглотил бы наживку, а… А в моей душе темнота.

– Значит, Семь Городов? Небыстрое небось вышло возвращение.

– Что поделать, добирался по морю. Пошли северным путем, мимо архипелагов. Целых два сезона проторчали в крошечном порту. Зимой бушевали шторма, но это было ожидаемо; весной начался ледоход – и вот этого не ожидал никто.

– Надо было напроситься к морантским торговцам.

Резчик отвел глаза.

– Выбирать не приходилось. Ни корабль, ни попутчиков.

– Значит, плавание тебе не понравилось?

Вздох.

– Попутчики тут ни при чем. Даже сказал бы, что среди них я нашел себе хороших друзей…

– И где они сейчас?

– Не знаю. Гуляют по городу, наверное.

– Познакомишь?