Дань псам. Том 1

На лестнице послышались мужнины шаги. Наконец-то Горлас соизволил одарить супругу своим обществом, хотя после того, как он всю ночь пил и упражнялся в остротах и бахвальстве, терпеть его будет невозможно. Ваза не выспалась и, сказать по правде, была не в настроении видеть мужа (а настроения видеть мужа – вот диво! – у нее не было уже давно), поэтому соскользнула с постели и скрылась в уборной. Прогулка по городу должна ее успокоить. Да, просто пройтись по улицам без особой цели, глядя на следы ночных гуляний, заспанные глаза и небритые лица, последние взбрехи исчерпавших себя ссор.

Позавтракать на открытом балконе какого-нибудь изысканного ресторана, например «У Кафады» или в «Продолговатой жемчужине», откуда открывается вид на площадь и Бортенов парк, где слуги выгуливают сторожевых псов, а няньки возят двухколесные коляски с укутанными в хлопок и шелк отпрысками благородных домов.

Там, за блюдом свежих фруктов, графином изысканного белого вина и, быть может, кальяном, Ваза станет наблюдать, как внизу течет жизнь, задумываясь время от времени (не более, чем на мгновение) о собаках, которых ей не хотелось заводить, и детях, которых у нее не было и, судя по пристрастиям Горласа, никогда не будет. Или о мужниных родителях, которые ее не любят, убежденные, без сомнения, что она бесплодна, но как от такого забеременеешь? Или о своем отце, ныне овдовевшем, который старался улыбаться, глядя на дочь, но не мог скрыть грусть в глазах. И снова ей придет мысль, что надо бы отозвать отца в сторону и предупредить… О чем? Да хотя бы о ее муже, а заодно и о Хануте Орре с Шарданом Лимом, замысливших захватить власть в Совете и установить триумвират. Но отец только посмеется, скажет, мол, все юные члены Совета одинаковы, полны самомнения и амбиций и что их восхождение неминуемо, как прилив, нужно лишь подождать – и когда они это осознают, то перестанут строить коварные узурпаторские планы. Терпение, добавит он, – добродетель, которой учатся дольше всего. Да, отец, и часто оно приходит тогда, когда от него уже никакого проку. Взгляни на себя: прожил жизнь с нелюбимой женщиной, и теперь, когда ее не стало, ты уже сед, ссутулен и спишь по десять колоколов…

Эти и другие мысли ворочались в ее голове, пока Ваза умывалась и выбирала наряд на предстоящий день. В спальне скрипнула кровать: это Горлас сел и, видно, расшнуровывает ботинки. Как всегда, прекрасно знает, что она в уборной, и, как всегда, ему все равно.

Что же Даруджистан предложит ей сим ясным днем? Скоро узнаем.

Она отвернулась от учеников, тренировавшихся в парах, и, заметив его, воздела очи горе.

– Это ты…

– Вот, значит, новый выводок? Сладкий Апсаларов поцелуй, скажу я тебе, Скалла.

Она криво усмехнулась и прошла в тень колоннады, где уселась на скамейку, вытянув ноги.

– Ну да, Остряк, так и есть. Знаешь, что я заметила? Благородные отпрыски все до единого ленивые, жирные и незаинтересованные. Отцы хотят, чтобы они овладели мастерством фехтования, а для них это такая же обуза, как игра на лире или сложение с вычитанием. Многие даже не могут удержать тренировочную шпагу дольше пятидесяти ударов сердца, и я за восемь месяцев должна вылепить из этой размазни хоть что-то вменяемое. Апсаларов поцелуй, говоришь? Да, согласна. Воровство как оно есть.

– И погляжу, ты неплохо устроилась.

Она провела рукой по бедру.

– Ты про новые легинсы? Роскошные, да?

– Чрезвычайно.

– Вообще-то старым ногам черный бархат не идет.

– Моим – точно нет, согласен.

– Чего тебе, Остряк? Вижу, полосы хотя бы потускнели. Говорят, после возвращения они буквально пылали.

– Кошмар, да. Мне нужно сменить род занятий.

– Не смеши меня. Ты же больше ничего толком не умеешь. Кто, как не олухи вроде тебя, будет рубить разбойников и остальную погань? Уйдешь на покой, и этот город обречен, а я, между прочим, живу здесь, и мне нравится. Так что чем скорее ты вернешься на дорогу, тем лучше.

– И я тоже по тебе скучал, Скалла.

Она хмыкнула.

– У Бедека с Мирлой все хорошо, кстати.

– Так, ни слова больше.

Он вздохнул и провел рукой по лицу.

– Я серьезно, Остряк.

– Слушай, я ведь многого не прошу. Просто навещать иногда…

– Я даю им деньги.

– Правда? Впервые слышу. Бедек ни словом об этом не обмолвился, и судя по тому, как они живут, даешь ты, мягко скажем, гроши. Или редко.

Глаза Скаллы вспыхнули.

– Снелл встречает меня у двери, и я отдаю деньги лично ему в руки. Да и какое у тебя право меня попрекать? Его усыновили по закону, я вообще им ничего не должна. Иди к Худу, Остряк.

– Снелл, говоришь?… Что ж, это многое объясняет. В следующий раз отдавай деньги Бедеку либо Мирле, кому угодно, кроме Снелла.

– Хочешь сказать, мелкий гаденыш все забирает себе?

– Скалла, они едва сводят концы с концами. Отдала ты ребенка или не отдала, насколько я тебя знаю, ты бы не хотела, чтобы кто-то из них умирал с голоду – особенно твой сын.