Горько хмыкнув, Коннест Силанн двинулся вверх. Что ж, хотя бы руки у костра погреет.
В тридцати шагах у дымящего костра кто-то сидел на поваленном стволе дерева. Узнав громадную, с покатыми плечами, фигуру, Коннест Силанн улыбнулся.
Над огнем на вертелах пеклись две форели. В углях, в почерневшем с одного боку котелке кипел чай. Две оловянные кружки грелись на плоском камне, образующем очаг.
Второе бревно лежало напротив того, на котором сидел воевода, Каладан Бруд; он повернулся к приближающемуся Коннесту Силанну. На широком, как будто зверином лице появилась кривая улыбка.
– Из всех гостей, которых я мог представить себе этим вечером, старый друг, о тебе-то я и не подумал. Прости. Долго же ты спускался в долину, хотя это я вполне могу понять – но уж не взыщи, если рыба подгорела.
– Никаких претензий нет и быть не может, Каладан. Ты разбудил во мне аппетит – к еде, питью, а главное – к хорошей компании.
– Тогда садись поудобнее.
– Значит, ты в самом деле распустил армию после осады, – сказал Коннест Силанн, степенно усаживаясь. – Такие слухи ходили. Хотя, разумеется, мой владыка не сказал ничего.
– Теперь, – сказал воевода, – я командую армией речных камушков, и да, хлопот они доставляют куда меньше. По ночам я могу крепко спать. Хотя, тягаться с этими форелями было ох как непросто. Бери тарелку, только осторожнее с костями, – добавил он, положив на тарелку рыбу.
– Совсем один, Каладан Бруд – уж не прячешься ли ты?
– Может, и так, Коннест Силанн. К сожалению, прятаться не помогает.
– Да, не помогает.
Некоторое время они молча ели. Форель и в самом деле пересохла, но Коннест Силанн не жаловался – все равно было вкусно.
Если Аномандр Рейк был тайной, завернутой во тьму, то Каладан Бруд был само добродушие. Немногословный, он тем не менее мог практически любому дать почувствовать себя желанным и приятным гостем. Вернее, мог, когда на него не давил проклятый груз ответственности. И Коннест Силанн понимал, что этот вечер – ценный дар, особенно благодаря полной неожиданности.
Когда с едой покончили, ночь уже сомкнулась вокруг пятна света от костра. Шум потока звучал непрерывно. Вода течет, не обращая внимания на восходы и заходы солнца, на закутанную в облака луну и медленное вращение звезд. Гул реки напоминал песню без слов, и понять ее смысл было невозможно, ведь ухватить звук, как и саму воду, нельзя. Река текла, нескончаемая и неизмеримая; как невозможна полная неподвижность, так не бывает и абсолютной тишины.
– Почему ты здесь? – спросил наконец Коннест Силанн.
– Хотел бы я знать, что ответить тебе, старый друг, и видит Огнь: желание облегчить ношу просто невыносимо.
– Ты полагаешь, Каладан, я не понимаю, что ждет нас.
– Нет, вовсе нет; в конце концов, ты ведь совершил паломничество к этой реке – а для тисте анди это место исполнено таинственного соблазна. И все же ты спрашиваешь, почему я здесь, а значит, твое знание… неполно. Коннест Силанн, большего я сказать не могу. Не могу тебе помочь.
Старый тисте анди отвернулся и посмотрел в темноту – туда, где река пела для ночи. Значит, и другие приходили сюда. Видимо, какой-то инстинкт вел их к призраку Дорссан Рила. Интересно, ждало ли их тоже разочарование, какое ощутил он, увидев эти черные (хотя и недостаточно черные) воды.
– Мне не очень-то нужно, – сказал он, – прощение.
– А как насчет восстановления?
От этого вопроса перехватило дыхание. Шум реки наполнял его голову десятками тысяч голосов, растекался в груди и сжимал сердце. В животе поселился холод.
Он почувствовал ледяную дорожку слез на согретых пламенем костра щеках.
– Я сделаю все, что смогу.
– Он знает, – отозвался Каладан Бруд с таким участием, что Коннест Силанн чуть не зарыдал. – Можешь сейчас не верить, – продолжал громадный воин, – но твое паломничество пойдет тебе на пользу. Воспоминания дадут силу, когда она понадобится тебе больше всего.
Коннест Силанн не поверил и не мог представить, что когда-нибудь поверит. И все равно…
Каладан Бруд разлил чай и протянул кружку в руки Коннеста. Олово согрело застывшие пальцы. Воевода теперь стоял рядом.
– Слушай реку, Коннест Силанн. Какой мирный звук…
Но в мозгу старого тисте анди этот звук звучал скорбным хором, оглушительным потоком потери и отчаяния. Призрак Дорссан Рила? Нет, здесь длинная мертвая река истощалась, поток ее полночного безумия сливался с тысячей других. Бесконечные варианты того же горького привкуса.
И глядя на пламя, он снова видел город, умирающий в пожарищах. Харканас под ярящимся небом. Пепел, слепящий, как песок в глаза, дым, отравляющий легкие. Мать Тьма в гневе отказывается от своих детей, отворачивается, а они умирают и умирают. И умирают.
Слушай реку. Вспоминай голоса.
Жди, как ждет здесь воевода. Жди и увидишь, что будет.