Дань псам. Том 2

Торвальд заметил выражение лица кузена и тихо рассмеялся, привлекая внимание Раллика.

– У меня в кабинете есть вино, – сказал Торвальд. – Посидим, расслабимся, и я расскажу тебе кое-что про Ожога и Леффа…

– Сейчас не до того, Тор, – не слышишь, что ли?

Торвальд нахмурился и постучал кулаком по уху, потом сразу по двум.

– Извини, вода в уши залилась. Даже тебя сейчас слышу, как будто из ведра.

Похлопывание помогло прочистить, по крайней мере, одно ухо, и теперь Торвальд слышал то, к чему уже прислушивались все.

Крики, крики по всему городу. Рушатся здания. Разносится вой. Вспомнив тот огненный шар, который видел, Торвальд посмотрел на небо. Звезд не видно – небо затянуто дымом, подсвеченным пожарами в городе.

– Нижние боги!

Драсти бежал по дороге. Из порезанных камнями коленей кровь текла по икрам. Швы рубахи натирали бока, и мышцы горели. А Веназ уже так близко, что слышно его тяжелое дыхание – Веназ старше, ноги у него длиннее, и осталось недолго, каким бы усталым он ни казался.

Так далеко зайти – и теперь, похоже, всему конец… но Драсти не будет плакать. Не будет молить о пощаде. Веназ забьет его до смерти. Вот и все. И Бэйниск не встанет на пути, здесь не действуют правила лагеря. Драсти больше не крот; он теперь никому не нужен.

Такие, как он, большие и маленькие, то и дело умирают. Их убивают – и никому не интересно, что с ними случилось. На улицах Даруджистана он своими глазами видел: от этих сбившихся в кучу фигур его отличает только семья – которая его даже не хотела, как бы он ни старался. Они были родителями Снелла, и Снелла они сделали сами, и ничто на свете не могло порвать эту связь.

Именно поэтому они разрешали Снеллу играть с Драсти, и если он в игре пускал в ход кулаки и ноги, если что-то шло не так, ну так всяко бывает? Именно поэтому они так и не пришли за ним. А тот, кто пришел, Остряк, который всегда смотрел на Драсти грустными глазами, теперь мертв; и поэтому Драсти было легко на душе. Он рад отправиться туда, куда ушел Остряк. Он уцепится за громадную, покрытую шрамами ладонь и будет знать, что наконец в безопасности.

– Попался! Попался!

Рука попыталась схватить его сзади за рубаху, но соскользнула.

Драсти бросился вперед – последний рывок – прочь, изо всех сил…

Рука все же ухватила рубаху, Драсти оступился; тощая потная рука обхватила его шею и приподняла над землей.

Предплечье давило на горло. Дышать невозможно. И тут Драсти расхотел умирать.

Он задергался, но Веназ был слишком большой, слишком сильный.

Веназ прижал Драсти к каменной тропе, потом перевернул на спину, уселся на мальчика верхом и сдавил руками шею.

Торжествующее лицо смотрело на Драсти. Пот стекал грязными струйками; одна щека была порезана, и на ране копошились белыми нитками пещерные черви – они отложат яйца, и порез станет громадным нарывом, который потом лопнет, и полезут личинки, и шрам не исчезнет, а Веназ останется уродом до конца жизни.

– Попался-попался-попался, – прошипел Веназ; глаза его горели. – И сейчас умрешь. Сейчас умрешь. Попался и умрешь.

Его руки сжимались с неистовой силой.

Драсти боролся, царапался, сучил ногами – бесполезно. Он чувствовал, как распухает горячее лицо. Наливалась красная тьма.

Что-то громко треснуло, и Веназ откинулся назад; хватка ослабла. Чьи-то руки ухватили Драсти за плечи и оттащили в сторону. Тяжело дыша, он уставился на незнакомое лицо – другого мальчика, который двинулся мимо него к Веназу.

Тот поднялся на ноги, из носа текла кровь.

– А ты еще что за…

Незнакомец бросился на Веназа, и оба повалились на землю.

Кашляя, Драсти, по лицу которого текли слезы, с трудом поднялся на четвереньки. Два парня были примерно одного роста – и того возраста, когда настоящая драка кончается смертью. Они дрались, как бешеные псы. Царапали лицо, пытались выдавить глаза, сунуть палец в рот, чтобы порвать щеку. Они кусались, долбились, пинались локтями и коленями, катаясь по земле у дороги.

Что-то хрустнуло, как ветка, и кто-то взвыл от жуткой боли.

Драсти поднялся на ноги и обнаружил, что в руке у него большой круглый камень.

Веназ сломал незнакомцу левую руку и теперь, оказавшись сверху, лупил кулаками противника по лицу – а тот закрывался как мог здоровой рукой, но половина ударов достигала цели, разбивая лицо в кровь.

Драсти подошел сзади к Веназу, который оседлал противника. Драсти посмотрел на незнакомца – тот, наверное, так же смотрел на лежавшего на земле Драсти, которого убивали. Драсти поднял камень и опустил на череп Веназа.

От удара камень выскользнул из пальцев и укатился в сторону, а на голове Веназа осталась вмятина.

Веназ как будто закашлялся, из горла вырвался нечеловеческий крик. Он, шатаясь, поднялся на ноги. И повернулся к Драсти с улыбкой; зубы ярко блестели между потоками крови из ноздрей. Глаза помутнели. Веназ потерял равновесие, качнулся и, рухнув, скатился в заросшую канаву.

Драсти отправился посмотреть. Веназ, по-прежнему улыбаясь, лежал на спине, странно шевеля порезанными руками в синяках. Он обделался, и от вони Драсти отступил назад и опустился на колени рядом с другим мальчиком.