Дань псам. Том 2

Приходит время, когда человеку приходится пересмотреть свои амбиции, умерить их и нацелиться не на то, что возможно, а на то, что реально. А с возрастом реальное сводится к минимуму – как выжить, затрачивая как можно меньше усилий? Сколько человеку достаточно?

Он жил теперь в лачуге на краю Заселенной равнины, откуда открывался вид на южные пустоши, где все его мечты уносились пыльными смерчами по горам и по долам. И в компании двуногого пса, такого бесполезного, что его приходилось с рук кормить крысами, за которыми ему полагалось бы гоняться, он возделывал всего три грядки корнеплодов, длиной в жалкие двадцать шагов каждая. Одна грядка заразилась лиловым грибком; другую поразили личинки; а средняя страдала понемножку и от того, и от другого.

В эту ужасную ночь с непрекращающимся громом, невидимыми молниями и призрачным ветром Грисп Фалаунт сидел на заднем крыльце, качаясь в скрипучем кресле с кувшином кактусовки на коленях, с комком растабака за одной щекой и комком дурханга – за другой. Свободную руку он сунул под тунику, как сунул бы любой мужчина, на которого смотрит лишь двуногий пес – а дурень даже и не обращал на хозяина внимания, а ведь в эти ночи он пялился странно голодными глазами. Нет, старый Побегайчик сейчас уставился куда-то на юг, на темную равнину.

Грисп подпер кувшин тыльной стороной предплечья и сделал глоток густой едкой жидкости. Гадробийские старухи в горах еще жевали колючие кактусы, закалив слизистую рта огнем, и сплевывали мякоть в котлы с водой, подслащенной мочой девственниц. Смесь настаивалась в сшитых из овечьих кишок мехах, засыпанных кучей навоза. И в тонком букете вкусов, если зажмурить слезящиеся глаза, можно прочувствовать каждый проклятый этап замысловатого процесса приготовления. И затем – взрыв неудержимого кашля и отчаянный вдох; а потом…

Но тут Побегайчик взвился – насколько это может сделать двулапый пес. Уши торчком и как будто раздулись – нет, это пойло так действует – и шерсть на загривке встала дыбом, а крысиный дрожащий хвост отчаянно опустился и спрятался между обрубками задних ног – нижние боги, Побегайчик заскулил и бросился под крыльцо, только поглядите! И это на двух лапах!

Видать, идет буря…

Подняв взгляд, Грисп увидел приближающиеся зловещие огоньки. Они двигались парами вверх и вниз. И сколько этих пар? Грисп не мог сосчитать. Когда-то он умел считать до двадцати, но кактусовка очень плохо влияет на мозги. Похоже, и на счет, и на соображалку.

Шаровые молнии! Несутся прямо к нему!

Грисп завопил. Вернее, попытался. Вот только два комка попали в глотку, и он уже не мог дышать, а только смотрел, застыв, как стая гигантских собак с шумом несется прямо по трем жалким грядкам, оставляя за собой вскопанное, растоптанное месиво. Два зверя бросились прямо на него с разинутыми пастями. Грисп, коротко ахнув, качнулся назад на задних ножках кресла, потерял равновесие и упал на спину, задрав ноги вверх; и тут же две громадные пасти клацнули в том месте, где только что была его голова.

Лачуга за собаками разваливалась – серые обломки дерева и посуда разлетались во все стороны.

Когда Грисп упал на крыльцо, два комка вылетели у него изо рта с потоком воздуха из легких. Тяжесть кувшина, за ручку которого он еще цеплялся двумя пальцами, повалила его из упавшего кресла вбок. Грисп рухнул на живот и, подняв голову, увидел, что лачуги больше нет, а звери быстро удаляются в сторону города.

Застонав, он опустил голову и уперся лбом в доски; через трещину он видел укоризненные глазки Побегайчика.

– Это верно, – прошептал он. – Пора, старик Побегайчик, собирать пожитки и уходить. На новые пастбища? Перед нами весь мир – он ждет с распростертыми объятиями, он…

И тут громыхнули ближайшие ворота города; ударная волна снова повалила Гриспа на доски. Крыльцо заскрипело и зашаталось; Грисп успел только подумать о бедном Побегайчике – который пытался выкарабкаться так быстро, как только позволяли две лапы, – и крыльцо рухнуло.

Словно дюжина бронзовых колоколов, оглушительно зазвенев, сорвались с балок и падают, увлекая всю колокольню, – так сила семи Гончих снесла ворота с недостроенными башенками, караулку, конюшню и два соседних здания. Гончие сносили каменные блоки, бревна, кирпич и плитку, оставляя разбитую мебель и отделку – и несколько раздавленных тел. Тучи пыли, вспышки шипящего пламени из разорванных газовых труб – зловещего предвестника куда более страшных извержений…

Какой звук! Какое зловещее знамение! Друзья мои, гончие пришли. Да, они явились, чтобы принести хаос, собрать самую бессмысленную дань. Слепая, бесцельная жестокость, как удар стихии. Безжалостная в безразличии, зверская в случайности катастрофы. Как внезапный потоп, как торнадо, как гигантский смерч, землетрясение – так же слепо, бессмысленно, бесцельно!

Эти Гончие… нисколько не похожи.