Даниэль

Сегодня головы грузин не отличаются от остальных, а причина плоских затылков крылась в древнем грузинском обычае привязывать к затылку младенца доску, чтобы голова была плоской. Очень удобно для отцов – идеальная плоскость для раздачи оплеух задремавшим во время молитвы.

В полдень по всему Ашкелону раздались завывания первой сирены, возвестившей о начале войны. Грузины, не привыкшие к войне, выбежали из синагоги с криками: «Мама!» и оставили нас одних. Папа громко звал их вернуться и дочитать молитву, даже ругался: «Вернитесь, чтоб вас!».

Но все было бесполезно. Не вернулся никто.

Мы с отцом и с Яковом продолжали молиться до вечера, а потом пошли домой, гадая, что же случилось.

Так началась война Судного дня. Гигантская армия – около миллиона арабских солдат – хорошо подготовленная и оснащенная лучшим советским оружием, при поддержке СССР и стран Варшавского договора, вторглась в нашу страну на севере и на юге и встретилась с маленькой израильской армией, вооруженной жалким количеством устаревшего оружия. Соотношение оружия было примерно один к четырем, а на одного израильского солдата в начале войны приходилось двадцать вражеских, а после всеобщей мобилизации – трое. Многие еще молились в синагогах, и известие застало их врасплох.

Сразу же начали прибывать военные автобусы и увозить солдат. Увезли и моего брата Габи, второго по старшинству. Меир, старший брат, уже воевал на фронте. Кроме этого, почти весь гражданский транспорт был призван на нужды войны.

Израильский народ объединился и встал монолитной стеной.

Тяжелые бои первой недели были попытками сдержать наступление. Большинство наших жертв в этой войне пришлось на эту неделю. Многие погибли или были ранены.

Бывали минуты отчаяния, и только наша вера в Бога (ведь «не дремлет и не спит хранящий Израиль») придавала нам сил и позволила выиграть эту войну. А вместе с верой – отвага, смекалка, военная тактика и мудрость наших командиров. Военачальники вставали в строй и вели солдат за собой. И солдаты, и политики, и командиры понимали, что второго шанса у нас не будет. Если мы проиграем – мы перестанем существовать. И в ходе войны произошел перелом.

Историй героизма не перечесть. Кто-то стал героем по своей воле, кто-то – за неимением выбора.

Остановив врага, наша армия начала активное наступление на всех фронтах. На юге, в Синайской пустыне, мы начали окружать египетские войска. Переправившись через Суэцкий канал, две дивизии вошли в Египет и продвинулись до 101-го км. Одной из дивизий командовал Ариэль Шарон, будущий премьер-министр. А на севере мы вторглись в Сирию до границы радиуса действия артиллерии из Дамаска.

А тем временем мы, дети всех школ страны, покупали сладости, носки и майки. Мы паковали их в коробки и писали трогательные письма поддержки наши солдатам. Мы просили их вернуться домой целыми и невредимыми. Эти коробки отправляли нашим героям, воевавшим на фронтах.

Мы, дети, не понимали, что им не нужны ни шоколад, ни трусы. Гораздо важнее были слова поддержки, полученные каждым солдатом от незнакомого ребенка, за которого он, по сути, и воевал.

Сегодня я живу в своей стране и очень надеюсь, что солдат, получивший мое письмо, вернулся домой невредимым и жив до сих пор. Что он увидел своими глазами наших детей, чудесное юное поколение, и нашу процветающую страну, и знает, что воевал не зря.

Кто выиграл войну, кто проиграл – неважно.

Египтяне и сирийцы считают, что победили они. Пусть считают. Какая разница?

В любой войне проигрывают обе стороны. Никто не вернет потерь и погибших. Прочность человека зависит не от количества падений, а от того, как быстро он способен встать и оправиться после падения.

Война судного дня привела к серьезному расколу в израильском обществе. Страна долго оправлялась и приходила в себя. Кто-то не досмотрел, потерял бдительность, кто-то зазнался, не увидел проблем прямо под носом, возомнил себя великим, хотя велик только Господь. А мы, люди, рядом с ним малы. А главное, мы забыли, как обманчиво бывает затишье перед бурей.

^{Мирьям, бабушка моей мамы}

ГЛАВА 7. «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?»

Война закончилась. Страна еще зализывала раны. Похороны, потерявшие близких семьи, пропавшие без вести солдаты, следственные комиссии, извлеченные из войны уроки, общественные дебаты, комиссия Аграната на тему «кто знал, но молчал», кто прав, кто виноват, и кого в конце концов сделать козлом отпущения… Все это не волновало моих одноклассников. Не волновало и мою семью, озабоченную поисками Меира, моего старшего брата, служившего пехотинцем в бригаде «Нахаль», который пропал во время войны и не пришел после ее окончания.

В доме словно свет погас, и всех нас охватила подавленность и неизвестность.

Папа искал своего старшего сына повсюду. Каждый день он ездил к коменданту города узнать, есть ли новости, возвращался опустошенный и замкнутый и ни с кем не разговаривал. Мама, снедаемая тревогой, сидела молча, глотая слезы.