Даниэль Деронда

– Ээ… позвони, пожалуйста, Гиббсу и вели заказать для нас обед на три часа, – распорядился он, вставая из-за стола и закуривая сигару. – Хочу отправить Ангуса на поиски небольшой парусной лодки. В такой чудесный вечер трудно представить занятие более приятное, чем небольшая морская прогулка. Я буду управлять парусом, а ты возьмешься за румпель.

Гвендолин похолодела. Ее не просто постигло жестокое разочарование: стало совершенно ясно, что муж решил взять ее с собой, не желая оставлять без присмотра. Очевидно, прогулка привлекала его тем, что не могла понравиться ей. Но сейчас они стояли на твердой земле, а не на крошечном дощатом островке, и Гвендолин решила воспротивиться желанию мужа. Правда, сияние счастливого ожидания померкло, и Гвендолин изменилась, как меняется после заката солнца ледник.

– Я не хочу качаться в лодке. Возьми с собой кого-нибудь другого, – возразила она.

– Очень хорошо. Если остаешься ты, останусь и я, – заявил Грандкорт. – Будем задыхаться вместе, вот и все.

– У меня снова случится приступ морской болезни, – рассердилась Гвендолин.

– Неожиданная перемена, – презрительно усмехнулся Грандкорт. – Но если ты отказываешься, останемся в отеле.

Он положил шляпу на стол, снова зажег сигару и принялся ходить по комнате, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть в окно. Гвендолин решила не сдаваться. Теперь она отлично понимала, что без нее муж в море не выйдет. Однако, если уж ей и суждено терпеть его тиранию, она не позволит ему поступить именно так, как он задумал. Она заставит его остаться в отеле. Не произнеся больше ни слова, Гвендолин прошла в соседнюю спальню и в гневе бросилась в кресло. Волна злобы накатила с новой силой и положила конец короткой передышке.

Вскоре в комнату вошел Грандкорт, уселся напротив и медленно, высокомерно произнес:

– Одумалась? Или тебе нравится ссориться? Должен признаться, что такое поведение мне чрезвычайно приятно.

– Но почему ты делаешь все, что неприятно мне? – беспомощно спросила Гвендолин, не в силах сдержать слезы.

– Будь добра, объясни: чем ты недовольна? – глядя ей в глаза, спросил Грандкорт самым проникновенным голосом, на какой был способен. – Тем, что я остался в отеле с тобой?

Ответить Гвендолин не смогла. Объяснявшая гнев правда лежала за границами дозволенного. Разрываясь между отчаянием и унижением, она разрыдалась, и слезы ручьями потекли по щекам. Еще ни разу миссис Грандкорт не допускала проявления столь позорной слабости в присутствии мужа.

– Надеюсь, тебе станет легче, – заключил Грандкорт после недолгого молчания. – Должен сказать, что подобное поведение крайне неприятно. Не понимаю, какого черта женщины находят в этих гадких рыданиях. Несомненно, ты видишь что-то хорошее, если с такой готовностью впадаешь в истерику. А я вижу только то, что теперь, вместо того чтобы славно провести время под парусом, мы будем сидеть в четырех стенах.

– Тогда пойдем, – порывисто заявила Гвендолин. – Может быть, утонем! – И снова разрыдалась.

Странное поведение жены еще больше убедило Грандкорта в том, что дело очевидно, каким-то образом связано с Дерондой. Он придвинул стул почти вплотную к креслу Гвендолин и тихо приказал:

– Успокойся и слушай.

Непосредственная близость мужа оказала на Гвендолин магическое воздействие. Она перестала рыдать и теперь сидела, закрыв глаза и изо всех сил сжав руки.

– Давай постараемся понять друг друга, – продолжил Грандкорт тем же тоном. – Мне отлично известно, что значит весь этот абсурд. Если ты полагаешь, что я позволю себя дурачить, то немедленно выбрось эту мысль из головы. На что ты надеешься, если не можешь вести себя так, как положено моей жене? Нравится позориться? Ничего другого в этом нет. А что касается Деронды, то совершенно ясно, что он тебя сторонится.

– Лжешь! – в отчаянии воскликнула Гвендолин. – Ты понятия не имеешь о том, что происходит в моей голове. Я видела достаточно позора подобного рода, так что оставь меня в покое. С кем хочу, с тем и разговариваю. Так будет лучше для тебя!

– Позволь мне самому судить об этом, – парировал Грандкорт, отошел к окну и замер, теребя бакенбарды и словно чего-то ожидая.

Произнесенные Гвендолин слова обладали для нее таким определенным и грозным смыслом, что ей показалось, будто муж все понял, и стало страшно. Однако его душа не знала ни предчувствий, ни опасений. Он обладал мужеством и уверенностью властного человека, а в этот момент испытывал глубокое удовлетворение от того, что держал жену в узде. «К концу первого года брака она перестанет упрямиться», – думал Грандкорт, продолжая стоять у окна с равнодушным видом. Тем временем Гвендолин ощутила ставшее уже привычным удушающее состояние безысходности перед огромным неподвижным препятствием – так иногда в страшном сне появляется неведомая фигура, которая заслоняет путь.

– Какое решение ты приняла? – осведомился Грандкорт, глядя ей в глаза. – О чем мне распорядиться?

– О, пойдем, – слабым голосом отозвалась Гвендолин.