Даниэль Друскат

На лавке, под портретами государственных деятелей, разместились крестьяне из кооперативного правления. Среди них — Хинцпетер, Мальке и Цизениц. Они сидели, наклонившись вперед, широко расставив ноги, и вертели в руках картузы. Они знали все до мельчайших подробностей и почти не прислушивались к тому, что говорил Кеттнер, им было скучно. Решений ожидать все равно не приходилось, а уж выполнят они приказ из округа, прекратят работы на болоте или нет, об этом они ни Гомолле, ни Штефану нипочем не скажут.

В дверях звякнул колокольчик: неужели в этот дремотный послеобеденный час что-то произошло? Крестьяне подняли головы, мужчины за столом прекратили свой негромкий диспут. Сделали они это с явным удовольствием, даже заулыбались. Заулыбались и остальные: ведь в комнату вошла красотка Розмари. Ее зеленая блузка гармонировала с рыжеватыми волосами, при стирке блузка слегка села и весьма плотно обтягивала грудь, что, несомненно, радовало мужской глаз.

— Добрый день!

Гомолла приветливо махнул рукой.

— Заходи, заходи!

Розмари склонила голову в знак приветствия и с треском захлопнула за собой дверь. Вызывающе медленным шагом, как на прогулке, она направилась к столу. Провожая ее взглядом, Цизениц нервно облизывал губы. Штефан, сдвинув на затылок соломенную шляпу, даже снял очки, чтобы лучше рассмотреть красотку. Затем откинулся на спинку кресла и невольно ахнул.

— Да, — ответствовала Розмари и с вызовом посмотрела на него.

Она подарила всем рукопожатие и, дойдя до Гомоллы, задержала ладонь в его руке чуть дольше, чем принято, когда здороваются с товарищами по партии. Теперь подошла очередь Штефана. Он по-прежнему сидел, и она хотела из вежливости просто кивнуть ему головой. Но этот верзила, которому она едва доставала до плеча, вдруг вскочил и схватил ее руку. Делать нечего. Он поднял руку Розмари над столом и — вот потеха! — попытался чмокнуть губищами. Розмари отдернула руку.

— Оставь свои шуточки при себе.

— В Польше, — сказал он назидательным тоном, — принято целовать руку женщине.

— Твои манеры не столь приятны, как у поляков.

— Жаль. — Штефан снова уселся в кресло.

— Именно так я себе и представляла, — сказала Розмари. — Он расселся на Даниэлевом месте.

— Сама туда метишь?

Вопрос застал Розмари врасплох. Она несколько сконфуженно посмотрела на Штефана. Он и в самом деле освободил стул и даже пододвинул его поудобнее.

— Прошу!

Она села.

— Что это значит? — раздраженно воскликнул Гомолла.

Розмари повысила голос.

— У меня есть несколько вопросов, если позволите.

Ей, разумеется, позволили, и она тоном начальника, которого несколько дней не было на работе, осведомилась о состоянии дел. Ей ответили (крестьяне на лавке выслушивали это уже второй раз), что большой польдер на болоте функционирует, но в планы округа все еще не включен, там его, как говорится, еще не «застолбили», для этого потребуется некоторое время, но ждать нельзя, поэтому-то они вынуждены были начать работы по принципу: что сделано, то сделано. В. Хорбеке, к примеру, такое практиковалось сотни раз, и всегда план утверждался, как говорится, задним числом, а тут, в Альтенштайне, им хотят навязать проверочную комиссию, они якобы грубо нарушили социалистическое законодательство, вот об этом он, Кеттнер, как раз и проинформировал товарищей. Розмари внимательно слушала объяснения и время от времени вставляла реплики. Потом, щелкнув пальцем по карте, она заметила, что этому замечательному проекту, стало быть, в прямом смысле суждено кануть в воду, значит, Друскат боролся зря и все останется по-старому.

— Кое-кому, кажется, это доставило бы удовольствие.

Она с упреком взглянула на Штефана. Тот сидел возле конторского шкафа, закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки. Шляпу он надвинул глубоко на лоб и, казалось, решил вздремнуть. Этот здоровяк женщин обожал, вот только тех из них, кто занимал руководящие должности, он, пожалуй, недолюбливал. Во всяком случае, что касается фрау доктор Захер, то тут он стоял перед дилеммой: этакая красотка, а мнит себя спасительницей, грозной альтенштайнской девой. Ее усилия производили на Штефана неприятное впечатление: господи, никак вздумала направить свое копье против него? Поля шляпы скрывали его глаза, он делал вид, что вообще не принимает весь этот спектакль всерьез.

Розмари не удержалась и, обращаясь непосредственно к нему, спросила:

— Товарищ Штефан. Ведь тебе все это доставило бы удовольствие?

Штефан пожал плечами: он, мол, никогда и не скрывал, что считает насильственное вторжение в природу и в устоявшиеся экономические структуры делом рискованным.

Вот и проговорился! Розмари торжествующе оглядела присутствующих.

— И он, — воскликнула она, сверкнув глазами, — именно он хочет сесть на место Даниэля.

— На нем сидишь ты, — возразил Штефан, и эту несложную истину вряд ли можно было опровергнуть. Хохот альтенштайнских крестьян был явно на руку Штефану. Розмари попыталась сделать так, чтобы им стало не до смеха, и прибегла к весьма избитому приему: начала ставить противнику в вину высказывания, сделанные им тогда-то и там-то.