Читаем Даниэль Друскат полностью

Аня стала торопливо рассказывать о том, что произошло вчера вечером, не забыла ни одной подробности: отец велел ей держаться, как обычно, ни к кому из-за него не ходить. Она внимательно наблюдала за Розмари, интересно, что та скажет. Значит, строго-настрого велел ни к кому не ходить? Да, но она, Аня, считает, что Розмари должна знать о случившемся.

— Ведь вы с ним друзья, верно? — спросила она под конец. — Чего доброго, у тебя теперь будут неприятности.

Они стояли в фойе перед кованой решеткой, увитой цветами, Розмари, девочка и парень, и казалось, в наступившем после Аниного рассказа молчании каждый украдкой подглядывает за другим. Их взгляды встречались, расходились, снова встречались. Юрген подумал: «А она милая и очень симпатичная, эта приятельница Друската, не понимаю, зачем Аня ей так дерзит, с таким наслаждением заявила, что, мол, для фрау доктор ей никаких поручений не давали. Обе явно друг друга недолюбливают».

А Розмари подумала: «Кому-то понадобилось выдать Друската с головой, иначе быть не может. И как раз теперь, когда так много поставлено на карту для него и для крестьян из Альтенштайна. Есть только один человек, заинтересованный в том, чтобы Даниэль исчез, — Штефан. Неужели Аня не знает? И зачем только она притащила с собой этого мальчишку. Как он на меня смотрит, а как уставилась на меня девчонка! Я обязана сейчас что-нибудь предпринять, но что?»

Аня думала: «Она не знает, что делать. Никому из его друзей не нравится, что я прихожу к ним с расспросами и с просьбой о помощи. Все меня выставляли за дверь, и она так поступит. Как это говорится в пословице: истинные друзья познаются в беде».

— Пошли.

Розмари повела их по длинному коридору в свой кабинет. Открыв дверь и пропустив их вперед, она указала на стулья, сама села за письменный стол. Опершись на него локтями и сложив руки, она некоторое время покусывала большой палец, как ребенок, попавший в затруднительное положение. Потом сняла телефонную трубку. Разговаривая с директором, она не выпускала из виду гостей. Ей нужен отпуск, нет, не в сентябре, как по графику, а сейчас, немедленно! Почему? По сугубо личным причинам, весьма уважительным. Больше она ничего сказать не может. На какой срок? Пока не знает, возможно, на пару дней, а может быть, на несколько недель или больше, возможно, она вообще сюда не вернется. Вайман освоился с работой и может ее заменить.

Директор, разумеется, начал было торговаться, но она была непреклонна и в конце концов даже заявила: дело настолько для нее важное, что она может уйти и без отпуска, несмотря на угрозу немедленного увольнения.

Тут наконец директор сдался.

Она поблагодарила.

Повесив трубку, она спросила:

— Смогу я у тебя переночевать, Аня?

Со свойственной детям логикой Аня подумала: «Ну вот, я только хотела узнать, как Розмари себя поведет, а теперь она сядет мне на шею. Мне совершенно не интересно, сколько раз она спала с отцом. Уму непостижимо: она еще спрашивает, где ей ночевать. Видно, думает, я не умею считать до трех».

— Ты же прекрасно знаешь, — ехидно ответила она, — где у нас в доме можно спать. Почему ты меня спрашиваешь?

— А кого же мне еще спрашивать? — возразила Розмари. — Ты хозяйка дома.

Потом она объявила, что незачем терять время попусту, нужно подготовить «трабант» и кое-что прихватить из квартиры.

Ане польстило, что ее признали хозяйкой дома, поэтому, когда Розмари спросила:

— Поесть у тебя дома что-нибудь найдется? — девочка ответила:

— Уж я о тебе позабочусь.

— Хорошо, — сказала Розмари, — но есть и еще одна проблема. Одна машина и два велосипеда.

Она улыбнулась Юргену, и тот растаял: такая красивая женщина эта приятельница Друската, но и к нему, к шестнадцатилетнему, снизошла. Он по-мужски пожал ей руку и слегка поклонился:

— Велосипеды я, разумеется, доставлю.

— Это было бы очень мило с твоей стороны, — заметила Розмари все с той же улыбкой. По сравнению с такой женщиной, как доктор Захер, Аня показалась ему почти ребенком. Он помахал девочке рукой:

— Пока.

Затем Аня и Розмари зашагали по улице к дому-новостройке, он был похож на сотни других жилых коробок с широкими окнами, какие можно встретить сейчас в деревнях. Поднявшись по ступенькам на два лестничных марша, они остановились перед висевшей слева над звонком табличкой «Д‑р Захер».

Розмари отперла дверь.

— Пожалуйста, раздевайся и проходи в комнату.

Комната была не слишком большая, но очень светлая и удобная. Вдоль стен на выкрашенных в белый цвет металлических конструкциях стояли книжные полки, такие же, купленные в магазине полки, как и в тысячах других домов, однако здесь все было как-то очень уютно. Розмари не лишена вкуса. Взять хотя бы голубые кресла на красном ковре, всевозможные безделушки, типично женские, яркие бокалы и бутылки, репродукции русских икон, изображавшие апостола с крестьянским лицом и богоматерь, держащую на руках маленького человечка с лицом взрослого.

Аня огляделась по сторонам.

— Мне здесь нравится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дитя урагана
Дитя урагана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Имя Катарины Сусанны Причард — замечательной австралийской писательницы, пламенного борца за мир во всем мире — известно во всех уголках земного шара. Катарина С. Причард принадлежит к первому поколению австралийских писателей, положивших начало реалистическому роману Австралии и посвятивших свое творчество простым людям страны: рабочим, фермерам, золотоискателям. Советские читатели знают и любят ее романы «Девяностые годы», «Золотые мили», «Крылатые семена», «Кунарду», а также ее многочисленные рассказы, появляющиеся в наших периодических изданиях. Автобиографический роман Катарины С. Причард «Дитя урагана» — яркая увлекательная исповедь писательницы, жизнь которой до предела насыщена интересными волнующими событиями. Действие романа переносит читателя из Австралии в США, Канаду, Европу.

Катарина Сусанна Причард

Зарубежная классическая проза
Новая Атлантида
Новая Атлантида

Утопия – это жанр художественной литературы, описывающий модель идеального общества. Впервые само слова «утопия» употребил английский мыслитель XV века Томас Мор. Книга, которую Вы держите в руках, содержит три величайших в истории литературы утопии.«Новая Атлантида» – утопическое произведение ученого и философа, основоположника эмпиризма Ф. Бэкона«Государства и Империи Луны» – легендарная утопия родоначальника научной фантастики, философа и ученого Савиньена Сирано де Бержерака.«История севарамбов» – первая открыто антирелигиозная утопия французского мыслителя Дени Вераса. Текст книги был настолько правдоподобен, что редактор газеты «Journal des Sçavans» в рецензии 1678 года так и не смог понять, истинное это описание или успешная мистификация.Три увлекательных путешествия в идеальный мир, три ответа на вопрос о том, как создать идеальное общество!В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Дени Верас , Сирано Де Бержерак , Фрэнсис Бэкон

Зарубежная классическая проза
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды – липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа – очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» – новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ханс Фаллада

Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века
Убийство как одно из изящных искусств
Убийство как одно из изящных искусств

Английский писатель, ученый, автор знаменитой «Исповеди англичанина, употреблявшего опиум» Томас де Квинси рассказывает об убийстве с точки зрения эстетических категорий. Исполненное черного юмора повествование представляет собой научный доклад о наиболее ярких и экстравагантных убийствах прошлого. Пугающая осведомленность профессора о нашумевших преступлениях эпохи наводит на мысли о том, что это не научный доклад, а исповедь убийцы. Так ли это на самом деле или, возможно, так проявляется писательский талант автора, вдохновившего Чарльза Диккенса на лучшие его романы? Ответить на этот вопрос сможет сам читатель, ознакомившись с книгой.

Квинси Томас Де , Томас де Квинси , Томас Де Квинси

Проза / Зарубежная классическая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Проза прочее / Эссе