Даниэль Друскат

Обнаружили через год. Бывает, это продолжается дольше. Но не двадцать пять лет? Кажется, она читала в одном детективном романе, что по истечении двадцати лет за убийство не преследуют. Нет, не стоит думать о самом худшем.

Но Анна ведь в самом деле струсила, факт, она испугалась. А что, если отец все-таки виноват? Что тогда? Что будет с ней? Что будет со школой? В интернат у нее и так нет особой охоты идти. А институт? Неужели ей откажут в приеме? Есть ведь тысячи других, у которых родители лучше. Как же было с той девушкой из Каролиненхофа?.. Ее не приняли в спецшколу из-за того, что отец у нее был фанатичным сектантским проповедником, а училась-то ведь она на одни пятерки. Значит, есть, значит, такое бывает и у нас: роковое стечение обстоятельств? Но разве могут дети отвечать за своих отцов? Как же тогда бороться, как утвердить себя?

Нет, в Альтенштайн она не вернется. С тех пор как она убежала от Анны и Иды, ее преследует мысль, будто ей суждено носить на себе клеймо: это дочь того самого Друската, которого забрали, избегайте ее. Неужели и мать жила с таким клеймом?

В этот по-летнему солнечный день Аня сидела среди пижмы, травы и порхающих разноцветных бабочек, ее терзали мрачные мысли. Ей казалось, что столь одинок и заброшен не бывал еще ни один человек, столь потерян среди всех тех, кто продолжал беззаботную жизнь.

Мимо проезжали машины, грузовики и трактора. Водители изредка бросали на нее взгляды, считанные секунды — и все исчезало. То были другие люди, она лишь на миг привлекала их внимание, они тут же о ней забывали, никто и не догадывался о ее страхах.

Ане вдруг захотелось спрятаться; она бросилась на землю и уткнулась лицом в траву.

Но мысли продолжали тесниться в голове, она думала: «Отец, наверное, чувствует себя в эту минуту так же сиротливо, как я. Он не должен страдать в одиночестве, ведь у него есть я. Надо разузнать, в чем его обвиняют, где можно с ним встретиться, увидеть его, протянуть руку помощи. Не нужно ни о чем спрашивать, не надо ничего говорить, ни слова упрека. Виновен он или нет, я его дочь, и он единственный человек на свете, которого я люблю».

От этой мысли Аня вновь ощутила прилив сил. Она не умела долго жалеть себя, она была слишком молода и жизнерадостна. Ей хотелось помочь отцу, но сначала надо добраться до Бебелова.

Вскочив с травы, Аня стала спускаться вниз. Но вдруг остановилась, уперев кулаки в бедра.

На обочине дороги на корточках сидел Юрген Штефан и возился с велосипедом.

— Опять ты здесь.

— Ты задумалась, я не хотел мешать, — сказал он, взглянув на нее с ухмылкой, — дай, думаю, лучше сделаю полезное дело. Хорошо, что я за тобой поехал, у тебя нечем даже камеру заклеить. Сейчас починим.

Аня села рядом, стараясь принять по возможности грациозную и в то же время полную достоинства позу. Это было непросто: ноги у нее длинные, а юбка — короткая, но все-таки сидеть было лучше, чем стоять, привлекая к себе беззастенчивые взгляды этого назойливого юнца.

— Благодарю, — произнесла она несколько преувеличенно нелюбезным тоном. В действительности же она обрадовалась ему и почувствовала облегчение.

— Старухи что-нибудь знали? — спросил юноша.

Аня покачала головой, сорвала стебелек и, играя им, сказала:

— Послушай, а как насчет твоего деда?

Юрген, который уже вставил камеру в покрышку и теперь накачивал колесо, спросил:

— Как? Неужели ты и старика подозреваешь?

— Я этого не говорила, просто спрашиваю, что он собой представляет.

Паренек недоверчиво покосился на нее и сказал:

— Ну, у него, конечно, несколько отсталые взгляды, сама понимаешь, усадьба, он и жил-то ради нее. Мой отец почти такой же, для него кооператив — это все. Он и меня пытается к этому привлечь. Но я интересуюсь точной механикой, как видишь, и велосипед починить могу, хотя это и не совсем мой профиль. Но если тебе понадобится отремонтировать будильник или часы... Ну вот, порядок!

Он укрепил заднее колесо, вытер испачканные руки о джинсы и с полупоклоном указал на отремонтированную машину.

«Иногда он ужасно похож на своего отца, — подумала Аня, — эти галантные жесты, к примеру, я замечала и у Макса Штефана, но парень, конечно, симпатичнее».

— Большое спасибо!

— Стало быть, в Бебелов, — предположил Юрген.

— Откуда ты знаешь?

— Во-первых, дорога ведет в эту дыру, а во-вторых, у твоего отца там подруга, верно?

Аня весело кивнула, махнула ему рукой и тронулась с места. Он держался сбоку, чуть отставая, когда их нагоняла машина.

Миновав нескончаемые поля и луга, они наконец подъехали к деревне. Бебелов выглядел иначе, чем Хорбек или Альтенштайн. Над его крышами и даже над деревянной колокольней сельской церкви высилась целая батарея силосных башен. Их серебряные шлемы сверкали на солнце и казались диковинными среди беспорядочно разбросанных деревенских домишек. Силосные башни — двумя параллельными рядами, по пять в каждом, дальше шли низкие плоские корпуса, крытые стальным листом. Как и шлемы башен, они блестели на солнце, разбрасывая искрящиеся и беспорядочно пересекающиеся блики. На фоне зеленой листвы деревьев все казалось белым и холодным.