Даниэль Друскат

Штефан большей частью находил меткие образы для характеристики ситуации:

«Ты тоже можешь попасть в беду, да еще как, мой милый. Думаешь, альтенштайнские не повернутся к тебе задницей?»

Друскат пожал плечами. Не успел он ответить, как фрау Хильда снова взяла его в оборот:

«Ты, думаю, понимаешь: мне не может понравиться, как ты идешь против Макса, тем самым ты обижаешь и меня. Пусть газеты пишут что угодно, пусть мне даже придется ради него пройти сквозь строй, я только выше подниму голову. Я с ним. Я хотела, чтоб ты знал это, Даниэль».

Друскат смотрел на них обоих, на мужчину в кресле, на женщину, примостившуюся рядом. Действительно, Хильда сидела, точно всадница в дамском седле, по Даниэля почему-то совсем не смешило ее старание сохранить достоинство, он даже растрогался:

«Ах, Хильдхен, я никогда не сомневался, что вы созданы друг для друга».

Тут хозяйка наконец пригласила его сесть.

Друскат отказался:

«Макс, мне надо забрать дорожные машины. Идем!»

Штефан устроился на заднем сиденье мотоцикла, они на полной скорости выехали из деревни и потряслись через поля. Люди останавливались, завидев их, потому что зрелище было очень забавное: толстяк, рискуя грохнуться навзничь, сидел позади маленького жилистого человека, который пригнулся вперед, к рулю. Штефан всю дорогу удерживал на голове соломенную шляпу и с облегчением вздохнул, когда Друскат наконец затормозил.

Они слезли с мотоцикла и стали смотреть вниз на полевую дорогу — бульдозер и экскаватор с покачивающимся грейфером неторопливо ползли вверх по холму. Штефан потер ягодицы, скользнул презрительным взглядом по мотоциклу, но замечание насчет убогого и утомительного средства передвижения владелец «вартбурга» подавил, присел на валун у межи и спросил:

«Значит, собираешься дальше биться за промышленные методы в сельскохозяйственном производстве? — На минуту он прикрыл глаза, глотнул и снова открыл их: — Язык сломаешь».

Друскат кивнул.

«Твоя идея насчет кооператива-гиганта — вчерашний день».

«Даниэль, вот что я хочу тебе сказать: было две дороги, по которым можно было шагать по целине, я имею в виду, в неизведанное, но никто не мог заранее сказать, который путь правильный, господь-то, всеведущий, не в партии. Или я опять ошибаюсь? Значит, надо было попробовать, где путь вперед — там или тут. Истина, мой милый, если говорить по-научному, истина познается только в столкновении мнений. Можешь упрекать меня в чем угодно, но одного ты у меня не отнимешь, я экспериментировал, со страстью, ладно, пусть не всегда самыми благородными средствами, но я защищал и отстаивал одну точку зрения. Мне просто омерзительны все эти вяленькие людишки, эти бездельники и выжидающие хитрованы, теперь они меня презирают, протаскивают в газете, точно я совершил преступление, — они меня еще вспомнят, ослы!»

Друскат присел рядом со Штефаном, схватил его за плечи, слегка повернул, теперь Штефан мог видеть будущую трассу, она была помечена вешками, которые терялись в зарослях у подножия холма, примерно там, где должны были находиться два огромных валуна. Друскат кивнул на вешки:

«Вот, смотри, там пойдет дорога».

Штефан отвернул лицо:

«Мимо валунов?»

Друскат кивнул.

«Трудновато будет, Даниэль».

«Может быть. — Друскат вытянул ноги, достал из брючного кармана измятую пачку сигарет, протянул Штефану: — Не знаю, ты такие куришь или нет?»

Штефан взял сигарету и даже пустился в рассуждения о преимуществах неароматизированных северных табаков.

Наконец Друскат сказал:

«Макс, я хочу попросить тебя об одной дружеской услуге».

Штефан жестом показал, что готов слушать.

«Знаешь, — сказал Друскат, — мне всегда хотелось чего-нибудь добиться, еще мальчишкой, ничуть не меньше твоего. Добиться чего-то большого. Чего? Владеть конем, машиной, усадьбой, суметь перещеголять кого-то, побороть, стать начальником, героем, приобрести имя? Нет! Вот если человек добивается каких-то изменений, когда что-то становится лучше прежнего, по-моему, только такой человек чего-то достиг. И пусть изменение малюсенькое, это все равно большое дело! Поэтому я бился с болотом, поэтому для меня так важна эта дорога. Когда она будет построена, я чего-то достигну, для людей это немного, всего-навсего узкая, короткая дорога, но для меня это важно».

Штефан ухмыльнулся:

«Ну?»

«Может статься, рано или поздно мне придется уехать. Если мне придется уехать, Макс, прошу тебя, откажись от всех своих фокусов. Дострой дорогу вместо меня».

«Обещаю», — помолчав, сказал Штефан.

9. Прошла ночь и почти целый день, с тех пор как Друската забрали; деревья бросали вытянутые тени, когда оба друга вышли из Монашьей рощи и увидели в полях Альтенштайн. Друскат поставил чемоданчик на землю и оглянулся на Штефана. Штефан спросил: «Кто на тебя донес?» А Друскат напомнил ему об осмотре образцовой деревни Хорбек, о стычке в трактире Анны Прайбиш и о дружеской услуге, о которой он просил Штефана.

— Я сам на себя донес. Мне казалось, ты знаешь, — сказал он.

Штефан долго и пристально смотрел на него; наконец проговорил: