Даниил Галицкий

Людомира хватают и тянут к костру. Его кладут на бревна и подсовывают к огню. Полыхает пламя, трещат сухие дрова, разлетаются во все стороны красные искры. Ноги жжет, невыразимая боль охватывает колени.

— Поджаривайте, поджаривайте! — прыгает вокруг Людомира монах. — Тащите сюда галичан! — шипит он, судорожно подергиваясь от бешенства. — Схватить на улице! Пускай посмотрят… Пускай знают, что мы с ними не будем церемониться. Надо устрашать, чтобы боялись нас…

Бенедикт приказывает слугам выйти на улицу и схватить первых попавшихся прохожих.

Перепуганных людей притащили в подземелье.

— Мало! Только четверо! — злобствует Генрих. — Смотрите, вы! Так будет со всеми, кто поднимет руку против Папы. — Он поднимает крест и размахивает им в воздухе. — Всем расскажите, всему Галичу! — Потом бросается к своей жертве, протягивает скрюченные пальцы. — С-с-с-скажешь? — сквозь зубы шипит он.

Никакого ответа.

— Вытащить из огня! — кричит обезумевший папский посланник.

Слуги тут же поднимают Людомира и ставят на ноги. Он стоит, не шелохнется, держится на обожженных ногах; лишь нижняя губа дрожит от боли да трясется взлохмаченная светло-русая борода.

Он крепко сжал губы: пусть враг не думает, что Людомиру больно…

И вдруг раздается еще более ужасный приказ, содрогнулись даже палачи, которые жгли Людомира на огне. Со звериным наслаждением Генрих цедит страшные слова:

— Выколоть ему и второй глаз!

Палачи бросаются к Людомиру. Мрак вокруг, только лоб горит, болит висок, будто молотом бьют по голове.

Разъяренный католик напрасно надеется услышать из уст Людомира хоть слово покорности.

— Кто поднял смердов против святейшего Папы? Скажи — и я дарую тебе жизнь! — рычит папский посланец, охмелевший от зрелища придуманных им пыток.

Неожиданно для него Людомир заговорил спокойным, как и в начале допроса, голосом:

— Гадюка! Мразь! Ты даришь мне жизнь? Ее мне родители дали. — И уже не сдерживается, бросает в звериную морду острые, как стрелы, гневные слова. Его голос гремит в подземелье: — Не убьешь русского человека, не убьешь! Ты жег меня на огне, а мне не больно… Ты глаз у меня отнял, а я все вижу, вижу, как тебя прогонят! Волки не живут, их убивают люди за то, что они грызут всех… Ты бешеный волк!

— Заткнуть ему рот! — истошно хрипит Бенедикт, видя недовольство своего гостя, папского посланника, и сам подбегает к Людомиру, бьет его.

Людомир стоит недвижимо. Бенедикт дергает его за руки, с силой толкает в спину, но повалить не может.

— Валите его! — подбегает трясущийся Генрих. — Сбивайте с ног! — И впивается острыми ногтями в ногу Людомира.

В этот миг Людомир, подняв над головой закованные в кандалы руки, изо всей силы ударил папского посланца в плечо. Хотя Людомир бил наугад, потому что ничего не видел, но не промахнулся — монах упал.

Все это произошло так молниеносно, что никто не успел защитить папского посланца.

— Хватайте его! Мечами! Мечами! — вопил перепуганный Бенедикт. — Бейте! Заколоть его!

Стража бросилась на Людомира с обнаженными мечами, будто перед ней был не безоружный человек, а сотня воинов.

Труп искалеченного, замученного Людомира Бенедикт по требованию папского посланца велел повесить на площади у днестровской пристани. И мертвого Людомира боялись напуганные твердостью смердов чужеземцы.

Известить короля Андрея о галицких событиях Бенедикт поехал сам: он не доверял никому из приближенных — они могли наговорить о нем королю всякой всячины. Да и папский посланец советовал так сделать. Ведь Бенедикт и о нем королю скажет похвальное слово. Скажет, как он храбро обращался со страшным бунтовщиком смердом, как защищал имя святейшего Папы. Король в свой черед замолвит словцо перед Папой.

Король Андрей и не думал ругать Бенедикта: он спас ему сына Коломана, а то, что галичане непокорность свою проявили, так это еще больше заставит Папу уважать его, Андрея. Ведь и он кое-что делает для папского престола, пусть Папа знает, как нелегко приходится с непослушными русскими. После случая с Генрихом Андрей боялся пускать папского легата в Галич: долго ли до беды, простые монахи пусть ездят туда, их не жаль, погибнет один — много других останется.

Неприятно было сообщать Папе о неудачах, но, стиснув зубы, написал, промямлив что-то невнятное о богохульниках галичанах, которые никак не хотят слушать своего, Богом данного им короля: «Известно, что галицкий народ не только выступил против своего короля, нарушил присягу, но и, собрав войско от соседних русских, окружил галицкий замок, где пребывал наш сын с малым войском; из-за этого должны были мы немедля пойти в те земли, и это вынудило нас на некоторое время отложить намерение чествовать ваше святейшество…»

Трудовой галицкий люд не проявил желания повиноваться чужеземцам, он бил их и вместе с ними бил и русских бояр-предателей. Незваных гостей, возомнивших себя хозяевами Русской земли, не встречали здесь хлебом-солью, а встречали, как волков-хищников, острой ненавистью, жгучим гневом.

6