Dantalion (СИ)

Утреннее солнце согревало лужайку, покрытую росой. Вывеска на двери магазина сладостей Урахары Киске перевернулась стороной «открыто», и стоило владельцу выйти, чтобы глотнуть свежего воздуха, как мужчина удивлённо приподнял поля шляпы. Напротив стояла уже не раз заходившая к нему клиентка — Орикава Тоши, чьи светлые локоны развевал ветер. Но что-то в девушке изменилось. Её взгляд уверенной стрелой смотрел только вперёд, а не бегал хаотично, как в прошлый раз. Твёрдой и непоколебимой походкой она приближалась к безумному шляпнику. И лишь остановившись, заговорила ровным, теплым, но немного серьёзным тоном:

— Урахара-сан, вы помните меня?

— О, как же мне не помнить своих постоянных клиентов! — отозвался Киске бодрым голосом. — К тому же таких любопытных!

Тоши прикрыла глаза, тяжело вздохнув, а открыв, поднялась по ступенькам, подойдя ближе.

— Моё имя Орикава Тоши, я погибшая душа, что была поглощена сорок лет назад Данталионом, занпакто Мэй Тауры, вашей бывшей подчинённой.

Улыбка Киске исчезла, словно ту стёрли ластиком, он порывисто вдохнул и ухватился рукой за дверной косяк, после чего нервно рассмеялся.

— Вы верно шутите?

Но строгий, полный серьёзности взгляд Тоши говорил об обратном. И тогда, заметно побледнев, без тени улыбки в глазах Урахары отразилось сожаление и грусть. Будто извиняясь, владелец магазина опустил голову и проговорил:

— Пройдёмте внутрь, думаю, нас ждёт долгий и тяжёлый разговор.

И тогда Тоши поведала свою ироничную историю сорока лет, историю Тауры и Кейко, показанную Данталионом. Все чувства, эмоции, страх, боль, счастье, радость, какие только они могли испытать за пронёсшийся в мгновение век.

Урахара Киске слушал, не смея прервать синигами-беглянку, рядом сидящая с ним девушка, в которой Тоши узнала из воспоминаний Тауры — Йоруичи — не проронила ни слова, лишь отстранённо смотрела в пол.

И только когда Тоши закончила повествование, Урахара неожиданно склонился, проговорив:

— Я понимаю, что мои слова ничего уже не изменят. Но прошу меня простить, вы, ни в чем не повинная душа, оказались втянуты в эту грузную историю. Если бы…

— Не надо! — прервала Тоши, и Урахара удивлённо взглянул на неё.

Но Орикава, обворожительно улыбнувшись, дала понять, что всё в порядке.

— Душа Тауры наконец упокоилась, как и тридцать других.

— Я полагала, что Таура умерла, как и Кейко, из информации в обществе душ о её гибели. Я и представить не могла…. Но что намереваешься теперь делать ты? — Йоруичи, скрестив руки, тяжело вздохнула. — Под шумиху ты можешь попытаться вернуться в Серетей, как жертва. Но скорее всего суд 46 все равно…

— Я знаю, я не собираюсь возвращаться в Общество Душ, но… у меня есть к вам одна просьба.

— Просите всё, что угодно.

— Не могли бы вы открыть сейкамон, чтобы я проникла незаметно в Серетей?

— Но разве вы…

— Я хочу повидаться с одним человеком, было бы неприлично не оставить Айзену Соуске прощальный подарок.

В мире, что я создал, нет любви. Есть лишь съедающая меня самого едкая ненависть

Айзен чувствовал каждой клеткой сжимающие в игольчатые тиски путы, что запечатали на тысячелетие его тело. В мире, что он создал, нет места чувствам, даже ненависть, которая, казалось, должна съедать изнутри, померкла в пучине тихого громкого одиночества. Тишина давила, она словно зверь вцепилась своими клыками в глотку, вкушая стальной привкус крови. Всего какие-то тысячелетия, просто миг.

Соуске открыл глаза, на которые была наложена печать, но вопреки тьме его ослепил яркий дневной свет. Он проморгал от непривычки и чуть повернул голову. По идее, он не мог даже пошевелиться, но, тем не менее, спокойно смог размять шею. Глаза постепенно привыкли к естественному освещению, его окружало бескрайнее зелёное поле с редкими цветами. На опушке щебетали птицы, что взлетели в ярко-лазурное небо. Трава шелестела от беззаботно блуждающего ветерка. Айзен поднялся, смотря на руки, на которых таяли печати, он сделал шаг с его кресла-пут, отмечая, как приятно под ногами шелестит трава. Впервые Владыка заметил такие простые, обыденные, прекрасные вещи, которые находятся на расстоянии вытянутой руки, но их не замечаешь. Промелькнули огнём рыжие локоны, что исчезли за деревом напротив, и вновь появились. Звонкий мелодичный смех, который он слышал лишь раз. Тот самый искренний, который она подарила только ему, лишь раз. Соуске шел следом за ней, взглядом цепляясь за чёрные косодэ, за загорелые руки, что отталкивались от ствола дерева.

Ещё несколько быстрых шагов, и Айзен поймал уползающую всё это время от него змею в свою пасть, не так больно впиваясь в неё своими клыками. Он подхватил её за талию, прижав к себе, и закружил в беспечном танце под аккомпанемент её смеха.

— Соуске, пусти, — эхом разнёсся по полю голос Тауры.

— Я поймал тебя, моя маленькая змейка.

Таура откинула голову на его плечо, устремив лунный свет глаз в ясное небо.

— Соуске, скажи мне это.