Данте

Лючия покраснела и стала оправдываться:

— Вы не должны обижаться на меня, матушка, но откуда же мне было знать…

— И в самом деле, — улыбнулся отец, — монахом ты меня еще никогда не видела, а поскольку сейчас не до карнавалов, мне придется тебе объяснить, почему я все-таки решил переодеться. Времена сейчас нелегкие, дитя мое. Впереди у нас трудные дни. Наш подеста, сер Корсо Донати и еще десятеро других руководителей нашего города призваны к папскому двору письмом, наверняка подложным. Это чудовищное предательство, о котором нам стало известно, к сожалению слишком поздно, от наших соглядатаев. Изгнанные белые с отрядом свыше двух тысяч человек стоят у ворот нашего города, который не готов к обороне. Они ждут только подхода подкрепления из Пистойи, которое, по всей вероятности, прибудет сегодня. Объединившись, они нападут на Флоренцию, а что будет дальше, не мне тебе объяснять… Я, твой отец, которого они однажды уже отправили в изгнание, попаду в число первых, кому уготована смерть. Поэтому мне приходится бежать и на первых порах укрыться в монастыре Санта Кроче, пока не подвернется случай тайно покинуть город. Сейчас я уйду из дома через черный ход. Прощай, Лючия! Поддерживай мать, и Пресвятая Дева поможет всем нам вновь свидеться!

— Отец, милый отец, вы не умрете!

Рыдая, девушка бросилась на шею человеку в монашеской рясе.

Но мать остановила ее, напомнив, что отцу нужно уходить — терять больше времени нельзя!

Предводители нападающих собрались на совет в лагере под Ластрой. Все они были полны уверенности в успехе предстоящей операции. В их распоряжении были значительные силы: девять тысяч пеших воинов и тысяча шестьсот всадников! Самый молодой из военачальников, Басчира Тозинги из Флоренции, отличался и наибольшей воинственностью. Он придерживался той точки зрения, что необходимо немедленно войти во Флоренцию, пока предводители черных не возвратились с папского двора.

— Я со своими кавалеристами нахожусь здесь уже два дня и едва сдерживаю их наступательный дух. К тому же вы все были свидетелями того, как наши друзья в городе приходили к нам в лагерь в последнюю ночь и призывали нас как можно быстрее вступить во Флоренцию, и тогда они тут же присоединятся к нам, чтобы делать общее дело.

Товарищи молодого командира выражали опасения, что подобного рода обещаниям не стоит особенно верить. Впрочем, было решено встретиться в Ластре лишь в нынешний праздник Марии Магдалины; если мессер Басчира прибыл со своими людьми двумя днями раньше, то это его дело; теперь надо дождаться подхода пистойцев и пизанцев и только затем перейти в наступление объединенными силами, иначе вся операция может провалиться.

Если же мессер Басчира окажется не в состоянии сдерживать и дальше свой наступательный порыв, то пусть по крайней мере дождется наступления ночи, а не начинает атаку в эту безумную жару.

В глубине души Басчира признавал, что все эти возражения справедливы. Но его непомерное честолюбие не желало считаться с доводами разума. Эти старые вояки, гордящиеся своим большим полководческим опытом, относились к нему снисходительно, смотрели свысока. Но он им докажет, чего он стоит! Нечего ждать, пока явятся люди из Пистойи и тогда командование возьмет на себя этот самоуверенный Уберти. Нет, он сам, молодой, но толковый командир кавалерии, один станет героем дня! Да, его выдающиеся способности принесут ему славу! Он уже разработал весьма хитроумный план, который до поры до времени предусмотрительно скрывал. Он говорил себе: если народ Флоренции увидит вторжение вражеских солдат, он испугается и в страхе откроет стрельбу по наступающему неприятелю, чтобы попытаться изгнать его из города. Если же эти войска во всеуслышание объявят населению, что прибыли с мирными намерениями и не собираются никому причинять вреда, народ проявит спокойствие и не станет обороняться от наступающих!

Никакие силы не могли удержать Басчиру от осуществления своего плана, который он считал необычайно талантливым. Он приказал своим всадникам наступать на Флоренцию.

Вначале все шло хорошо. У ворот Сан-Галло, которые в ту поры были еще воротами пригорода, стража как раз решила немного вздремнуть после обеда. Вытаращив глаза на множество всадников, они и не подумали ни о каком сопротивлении.

На площади Марка Басчира приказал остановиться и построиться. Все кавалеристы украсили свои головы оливковыми ветвями. Блеск мечей тоже доставил радость сбежавшимся горожанам, стремящимся полюбоваться на необычное зрелище.

Жара была настолько сильной, что сам воздух, казалось, плавился.

Басчира велел протрубить сигнал в знак того, что он собирается сказать речь.

— Флорентийцы, мы принесли вам не войну, а мир!

— Мир, мир! — кричали всадники.

— Мы не предпримем никакого насилия, но и от вас я жду, что вы перейдете на нашу сторону и поддержите нас. Вы к этому готовы?

Воцарилось напряженное молчание. Потом кто-то крикнул:

— Мы не хотим стать вашими сообщниками!

Молодой военачальник был возмущен:

— Так вот как вы воспринимаете наши мирные намерения?

— Убирайтесь вон, иначе мы вас вышвырнем!