Данте Алигьери

— Прогневали мы Господа, не иначе! — сокрушались флорентийские кумушки и скрепя сердце покупали в церкви лишнюю свечку. Им казалось, будто множество огоньков в храмах принесут городу долгожданное тепло. Так и случилось. В последнюю апрельскую неделю выглянуло солнце. Холод мгновенно позабылся. Теперь все думали только о грядущем Календимаджо, празднуемом в первый день мая. Флорентийские кварталы, предпраздничная суета. Во дворах сооружали беседки для праздничного угощения (корти), плели гирлянды. Судачили о том, где в этом году посадят ритуальное дерево, а главное — кого выберут майскими королем и королевой.

— Они танцуют весь день, а потом становятся мужем и женой, но только до восхода солнца, — объяснила Паола своему бывшему воспитаннику.

— Разве их венчают по другому обряду? — удивился мальчик. Он помнил чин брака, который ему не раз приходилось слышать на свадьбах родственников. Жених с невестой клялись не разлучаться «во все дни жизни», а вовсе не на одну ночь.

Нянька засмеялась:

— Их вовсе не венчают. Такое позволяется лишь раз в году и только майскому королю с королевой.

— Но это ведь грех, — произнес Дуранте полуутвердительно. Подумал и спросил: — А как выбирают майского короля? Меня могут выбрать, когда я вырасту?

— Могут, — пообещала Паола и замурлыкала себе под нос швабскую песенку, которую знала с юности. В былые времена судьба нередко заносила старшую служанку Алигьери в разные концы Европы, от Парижа до рейнских берегов.

Chramer, gip die varwe mir
die min wengel roete,
damit ich die jungen man
an ir dank der minnenliebe noete.
Seht mich an, jungen man!
Lat mich iu gevallen!

Мальчик не понимал слов, но по хитрым Паолиным глазам догадывался, что песенка не совсем приличная. Он был недалек от истины. Текст означал примерно следующее:

Торговец, продай мне румяна,
чтобы накрасить щеки,
пусть алый румянец поможет
завлечь молодого парня.
Взгляни на меня, красавчик!
Чарам моим поддайся!

На следующий день Флоренция закружилась хороводом праздничных нарядов и цветочных гирлянд. В садиках и на корти звенели лютни, пелись песни. Семейство Алигьери на этот раз вышло из дома в полном составе. Правда, глава семьи гулял по улицам вместе с супругой и детьми совсем недолго, тут же осев с кружкой вина под одним из навесов возле дома богатого патриция. Жена Алигьери, мадонна Лаппа, быстро нашла утешение неподалеку, в компании соседок, поглощавших сладкие пирожки.

Дуранте слонялся, разглядывая стены, украшенные коврами и яркими тканями. Хозяйки вывешивали их, хвалясь друг перед другом, так что рябило в глазах. Только дворец богатого банкира Фолько Портинари, находящийся в соседнем переулке от дома Алигьери, почему-то забыли украсить.

Надежда встретить на улице кого-нибудь из знакомых мальчишек таяла с каждым шагом. Все дети исчезли, будто их украли внезапно набежавшие цыгане. Скучая, мальчик дошел до площади перед церковью Святого Мартина (Сан-Мартино-дель-Весково), где вокруг музыкантов собралась целая толпа. Девушки в цветочных венках, разряженные кавалеры, потехи ради нацепившие шутовские колпаки, — все отплясывали тарантеллу — танец, который завезли во Флоренцию бродячие музыканты с юга. Раскрасневшиеся лица бешено кружились, словно планеты, затеявшие нечеловеческий хоровод. В какой-то момент мальчику показалось, что он вознесся над ними и созерцает всю историю рода человеческого, но музыка смолкла. Задыхающиеся и счастливые танцоры покидали круг, разбиваясь на группки или пары. В этот момент из переулка вышла девочка в алом платье и закричала:

— Приглашаем в дом Портинари! Идите к нам праздновать. Отец будет рад видеть всех!

Пестрая толпа тут же с радостным гвалтом хлынула в переулок. Данте остался один на площади. Девочка в алом платье подошла к нему:

— Ты не хочешь идти к нам на праздник?

Мальчик покачал головой.

— Почему?

Отвечать не хотелось, но она терпеливо ждала. Наконец, не выдержав, он честно сказал:

— Твой отец — банкир. А давать деньги в рост — большой грех.

Девочка звонко рассмеялась:

— Ты просто не знаешь! Банкиры никогда в жизни не займутся ростовщичеством. Если кто-то из них это сделает — его тут же с позором выгонят из гильдии. Пойдем со мной, ничего не бойся.

Вот, оказывается, куда подевались дети с улиц! Целая толпа мальчиков и девочек резвилась вокруг длинных столов с закусками, накрытых прямо на траве внутреннего дворика, среди роз и азалий. Взрослые гости с изящными кубками в руках расположились на плетеных стульях в одной из галерей. Дуранте не относился к любителям поесть, но яства, одновременно вкусные и необычные на вид, увлекли его. Особенно впечатлил пирог, скрывающий под тонкой корочкой целую стаю мелких жареных птичек. Но более всего его захватила беседа с девочкой в алом платье, дочерью хозяина дома. Ее звали Беатриче.