Данте и философия

Прежде всего, взглянем на факты. В «Новой жизни» Данте только что потерял Беатриче и уже знает, не дожидаясь подтверждающего видбния, что она пребывает с избранными на небесах. С этого момента любить Беатриче означает любить ее пребывающей на небесах и такой, какой она пребывает на небесах. Во всяком случае, если любить ее как должно. Между тем другая любовь открывается перед Данте – любовь благородной и сострадательной донны, которая обещает его утешить. Данте испытывает сильнейшее искушение уступить. Фактически, если он совершил это прегрешение, он совершил его добровольно: его глаза начали «испытывать слишком сильное наслаждение, когда они ее видели» («Новая жизнь», XXXVII). Он сам упрекает себя за эту слабость: называет себя низким – assai vile, и слово vile обладает здесь всей полнотой нравственного смысла. Данте сражается с этим чувством так ожесточенно, что его состояние кажется ему ужасным: questa orribile condizione. Так поэт постепенно начинает забывать Беатриче – ту, забыть которую его должна была заставить только смерть; и в самый момент, когда «неприятель разума» готовился торжествовать, первое видение Беатриче временно изгоняет это скверное желание: cotale malvagio desiderio (op. cit., XXXIX). Тогда все помыслы Данте снова обращаются к Беатриче, слезы его текут вновь: он спасен.

Таковы факты. Предположим, что эта donna gentile была всего лишь символом философии, как утверждает Данте. Что следует из этого для нашей проблемы? Только то, что Данте, сперва любивший земную Беатриче, затем больше года хранивший верность Беатриче небесной, временно уступил искушению утешиться философией и попытался найти в этой новой любви забвение любви прежней. Но первая любовь вернулась, она вновь обрела былую силу, и отныне ей ничто не грозит. Тогда что это за скверный и противный разуму помысел, в котором обвиняет себя Данте? Это помысел заменить любовью к земной вещи – пусть даже такой прекрасной, благородной и блаженной, как философская мудрость, – любовь к небесному: к Беатриче и ее блаженству. Ибо речь идет именно об этом: устремится ли Данте за высшим блаженством, искать которое призывает его небесная Беатриче, или забудет его ради поисков, по следам Аристотеля, единственного земного блаженства? Dimenticare означает по-итальянски не только то пассивное претерпевание, которое мы называем забвением: оно несет в себе – по крайней мере, в своем корне – коннотативное значение изгнания некоторого воспоминания из памяти. В «Новой жизни» философия пытается сделать не что иное, как заставить Данте забыть, что он – вдовец, потерявший Беатриче: «Ed ora pare che vogliate dimenticarlo per questa donna» [ «Теперь, кажется, вы (глаза) стремитесь забыть об этом из-за этой дамы»] (Новая жизнь, XXXVII). В этом смысле нет ничего яснее сонета из главы XXXVIII:

Душа узнать стремится ежечасно
У сердца: «Как с тобою пленены?
Зачем лишь ей одной внимать должны?
Слова иные изгоняешь властно!»

Дилемма, которую ставит здесь контекст в целом, обозначена предельно ясно: или философия, или Беатриче. По завершении этого кризиса мы узнаём, что философии не удалось вытеснить Беатриче. Скверный и противный разуму помысел – изгнать Беатриче – сам оказался изгнанным. Отныне Данте не забудет ее никогда[150].