Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Видя оцепенение Данте, Вергилий, «чуть смущенный», испытывает грусть. Он уже сказал все, что мог сказать, исчерпал все аргументы. Каждый воспитатель в какой-то момент ощущает подобное бессилие; и именно в эти моменты может прийти искусительная мысль о коротком пути. Поступиться всем и сказать: я скорее сделаю это сам, подменю тебя, сделаю за тебя, найду решение, которое сам сочту верным, и приведу тебя в нужное место, избавив от трудностей и боли. Но такое невозможно. Бывают шаги, которые должен осуществить сам Данте (читай: каждый человек), — никто не может сделать их за нас.

И вот тут Вергилий пускает в ход последнее средство. Он называет Данте сыном (второй раз в этой песни) и напоминает ему о возлюбленной, о том, ради чего он живет, о том, что положило начало и его приключению, о блаженстве, которое он уже предощутил в любви к Беатриче. Он словно говорит: «Данте, посмотри на себя серьезно, как ты всегда делал. Помнишь, какое желание двигало тобой? Ведь именно желание чего-то благого, великого, истинного побудило тебя отправиться на поиски Беатриче». И это напоминание оказывается решающим.

Как очи, угасавшие для света,
На имя Фисбы приоткрыл Пирам
Под тутом, ставшим кровяного цвета…
Так, умягчен и больше не упрям,
Я взор к нему направил молчаливый,
Услышав имя, милое мечтам.

[Как Пирам приоткрыл очи, услышав глас Фисбы, так и я, услышав имя Беатриче, пришел в себя, мое упрямство исчезло, оцепенение ушло.]

Данте упоминает эпизод из вавилонской мифологии, аналогичный истории Ромео и Джульетты: Пирам, поверив в смерть своей возлюбленной, пронзает себя мечом, но, умирая, когда она приходит и зовет его, на миг открывает глаза и в последний раз на нее смотрит.

Вновь ощутив широту и глубину своего желания, Данте пробуждается.

Вергилий сделал упор на то единственное, на что можно делать упор: человеческое «я» и безграничность желания, присущего человеку. Желание пробуждается вновь благодаря встрече, благодаря присутствию предмета любви. Оно проясняется, воспитывается и спасается перед лицом Христа. Так действует на Данте присутствие Беатриче, ее живой образ — «имя, милое мечтам». Сравните чувства поэта с источником чистейшей воды, который бьет ключом, омывает и оживотворяет все вокруг; или, если такой образ вам ближе, с деревом, цветущим вновь и вновь (в оригинале Данте употребляет глагол rampollare, означающий как «струиться, бить ключом», так и «пускать ростки, побеги». — Прим. перев.). Ее живой образ, присутствие — то, что оживает вновь и вновь, что цветет и позволяет цвести, и, таким образом, желание, пробужденное, приведенное в сознание, вновь обретает весь свой пыл, становится способным к движению.

А он, кивнув, сказал: «Ну как, ленивый?
Чего мы ждем?» И улыбнулся мне,
Как мальчику, прельстившемуся сливой.

Вергилий видит, что оцепенение Данте прошло, и обращается к нему: «Ну что, идешь? Не останешься же ты здесь навсегда!» — улыбаясь, как улыбаются ребенку, когда он капризничает, но успокаивается при обещании награды («прельстившийся сливой»). Какой нежный образ: Данте и мы словно дети, мы упрямимся в своих капризах, однако в ответ на добро (присутствующее в настоящем или предугадываемое) и на терпение того, кто непрестанно о нем напоминает, смягчаемся и начинаем доверять.

И он передо мной исчез в огне,
Прося, чтоб Стаций третьим шел, доныне
Деливший нас в пути по крутизне.

Вергилий поступает так, как подобает отцу, проводнику: идет первым. Кроме того, он просит Стация: «Ты иди третьим, чтобы он был рядом со мной, видел меня, чтобы мое присутствие его поддерживало» (до этого очередность была иной: впереди Вергилий, затем Стаций и Данте в конце).

Вступив, я был бы рад остыть в пучине
Кипящего стекла, настолько злей
Был непомерный зной посередине.

Когда я вступил в пламя, говорит Данте, меня обжег такой непомерный зной, что, мне казалось, если бы меня бросили в плавленое стекло (имеется в виду та жидкая клеистая масса, из которой выдувают стеклянные изделия), то я ощутил бы в нем прохладу; в сравнении со зноем, который я испытал в этом огне, плавленое стекло показалось бы мне прохладой.