Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Мне кажется, что это замечательный пример того, что такое братство и христианское взаимоисправление. Легко показывать пальцем на другого, обличать его пороки и недостатки, но каждый должен смотреть на собственные пороки и грехи собственного дома, исправлять недостатки своего ордена и восхвалять святость другого — вот урок, как следовало бы вести себя в Церкви и в христианской общине.

Святой Фома начинает рассказ о житии святого Франциска.

Небесный промысл, правящий землей
С премудростью, в которой всякий бренный
Мутится взор, сраженный глубиной,
Дабы на зов любимого священный
Невеста Жениха, Который с ней
В стенаньях кровью обручен блаженной,
Уверенней спешила и верней,
Как в этом, так и в том руководима,
Определил ей в помощь двух вождей.

Одно предложение в трех терцинах, смысл которого становится ясен только к концу. Божественный Промысел правит «землей с премудростью», с непостижимой человеку глубиной мудрости, перед которой взор людской («взор» значит взгляд, от глагола «взирать») сражен. Человек чувствует себя побежденным, неспособным дойти до той глубины, из которой Бог судит и движет историю, до тех пор, пока Божественный Промысел не определяет для Церкви — «Невесты Жениха, Который с ней / В стенаньях кровью обручен блаженной» — т. е. обрученной Христу на Кресте и спешащей к любимому «уверенней» и «верней» двух вождей, одного по одну сторону, другого — по другую («как в этом, так и в том»), чтобы они наставляли ее и вели.

Один пылал пыланьем серафима;
В другом казалась мудрость так светла,
Что он блистал сияньем херувима.

[В девяти небесных сферах «Рая» располагаются девять ангельских чинов, и каждый из них обладает своей добродетелью. Серафимы — в сфере любви, херувимы — в сфере мудрости, разума. Таким образом, Фома говорит, что один из «двух вождей», Франциск, «пылал пыланьем серафима», то есть был преисполнен любви, как серафим, а другой, Доминик, «блистал сияньем херувима», сиянием знания, мудрости, свойственным херувимам.]

Лишь одного прославлю я дела,
Но чтит двоих речь об одном ведущий,
Затем что цель их общею была.

[Теперь я расскажу вам об одном, о Франциске, но о каком бы из них двоих ни пошел рассказ, он будет о другом, какому бы ни возносилась хвала, она будет обоим, поскольку дела их были устремлены к единой, общей цели, жизни Церкви, славе Христовой.]

Эти слова эхом отзывались в моей голове в эти дни, когда я рассматривал чудесную фотографию двух Пап, молящихся рядом во время исторической встречи в Кастель Гандольфо 23 марта 2013 года: Папы Бенедикта XVI и Папы Франциска. Попробуем перечитать эти стихи с мыслью о них: о Папе Бенедикте, «блистающем сияньем херувима», мудростью и глубиной одного из величайших мыслителей века, о том, как он встал на защиту истинной веры, твердо, ясно и непоколебимо, как никто иной; и о Папе, пришедшем ему вослед, неожиданном Папе Франциске, удивительном, сразу воспылавшем «пыланьем серафима», деятельной любовью. Вера по одну сторону и любовь — по другую.

Когда читаешь эти строки и видишь перед глазами этот образ, становится понятно, что Божий Промысел воистину правит миром, не каким-то там абстрактным, а нашим бедным миром сегодня. И столь же актуальны и сегодня слова, которые Данте вкладывает в уста святого Фомы: прославляющий одного неизбежно чтит и второго. Сколько времени, сколько сил потратили напрасно журналисты, пытаясь установить, чем один Папа отличается от другого, в то время как совершенно очевидно, что в них — два дара для жизни Церкви, для всего мира, две харизмы, два темперамента, два чувства, каждому из которых необходим другой. Нельзя говорить об одном, не имея в сердце другого, и не зря Папа Франциск в каждой речи неизменно упоминает своего предшественника.

Вернемся к Данте, пролистнем географическое описание местности, которое дает нам святой Фома, и войдем непосредственно в город Ассизи.

На этом склоне, там, где он, ломая,
Смягчает кручу, солнце в мир взошло,
Как всходит это, в Ганге возникая…