Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Описывается гора Субазио, на более пологом склоне которой располагается город Ассизи, откуда «солнце в мир взошло», как оно всходит обычно на Востоке со стороны реки Ганг. Это очень сильная метафора, с нее начинается представление Франциска как второго Христа (alter Christus), второго солнца, потому что первое Солнце — Христос.

Чтоб это место имя обрело,
«Ашези» — слишком мало бы сказало;
Скажи «Восток», чтоб точно подошло.

В этой терцине метафора солнца раскрывается еще глубже: говоря об этом городе, не называйте его «Ассизи» («Ашези» — средневековое произношение Ассизи), потому что это слово не может передать всего; называйте его «Восток», ибо на Востоке всходит солнце, дарующее жизнь. Солнце — образ Христа, церковный алтарь обращен на восток, потому что именно оттуда является солнце, то есть Христос.

На эту смысловую линию Данте накладывает еще одну. Ассизи в Средние века назывался Ашези, и это слово по-итальянски означает восхождение, подъем, путь вверх, к Истине. Как удивительно, что именно так называлось место, где родился Франциск, alter Christus, помогающий людям устремить взор ввысь, в то время как главная их проблема (и об этом Данте говорит в начале песни) — низкий полет («пригнетенные крылья»). «И хотя призывают его к горнему, он не возвышается единодушно» (Ос. 11: 7), — говорит пророк. Человек, стремящийся ввысь, к Богу, свободен изменить свой путь и уклониться вниз, к «скудоумным силлогизмам». Когда прочувствуешь, что главная цель человека — стремиться ввысь, то узнать, что святой Франциск родился в городе Ашези, городе «Восхождения», невероятно и прекрасно.

Оно, хотя еще недавно встало,
Своей великой силой кое в чем
Уже земле заметно помогало.

[Не так много времени прошло c рождения Франциска, то есть он был еще в юных летах, а уже земля утешалась его добродетелью.]

Он юношей вступил в войну с отцом
За женщину, не призванную к счастью:
Ее, как смерть, впускать не любят в дом;
И, перед должною духовной властью
Et coram patre с нею обручась,
Любил ее что день, то с большей страстью.

Он еще «юношей вступил в войну с отцом», возлюбив «женщину, не призванную к счастью», то есть бедность, «Госпожу Бедность», как называл ее сам Франциск. И здесь неизбежно мы слышим отголосок песни второй «Ада»: «…лишь я один, бездомный / Приготовлялся выдержать войну / И с тягостным путем, и с состраданьем»[225]: жизнь как война, жизнь как битва, которая может дойти до войны «с отцом», тем, кто дал нам жизнь. Потому что «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5: 29), и «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери (…), тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14: 26).

Эта брань может привести к болезненному разделению, отдалению и преследованию даже среди домашних: «Предаст же брат брата на смерть, и отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их» (Мф. 10: 21).

Эта война, которую, «как смерть, впускать не любят в дом», ее никто не хочет, как не хотят смерти.

Война ради любви к «Госпоже Бедности», закончившаяся тем, что «перед должною духовной властью», то есть епископской курией Ассизи и «coram patre», в присутствии отца, он с нею «обручился».