Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

«На Тибр и Арно рознящей скале», т. е. на горе Верна, Франциск поистине и очевидно является как alter Christus — принимает стигматы. Этот таинственный знак Христос посылает Своему ученику, чтобы сказать о нем миру: «Это поистине Я». Именно Христос говорит пяти тысячам собравшихся: «Следуйте за ним, вы можете жизнь отдать за него, потому что он — это Я. Если вы идете за ним — за Мной идете, слушаетесь его — Меня слушаетесь, любите его — Меня любите». В этом смысл таинства, реального присутствия Христа в Церкви, или, можно сказать, сущность Церкви как мистического Тела Христова.

Когда Даритель столькой благодати
Вознес того, кто захотел таким
Смиренным быть, к им заслуженной плате,
Он братьям, как наследникам своим,
Возлюбленную поручил всецело,
Хранить ей верность завещая им;
Единственно из рук ее хотела
Его душа в чертог свой отойти,
Иного гроба не избрав для тела.

[Когда же Богу было угодно «вознести» в рай своего избранника к «заслуженной плате», к награде за его смирение и умаление, Франциск передал своим наследникам, своим братьям, самое дорогое, что у него было — бедность. Он призвал их быть верными данному ими обету бедности, призвал их «хранить ей верность», любить ее.

Душа его в этот момент желала «в чертог свой отойти», она разлучилась с телом и вознеслась к небу, «иного гроба не избрав для тела», как только сырую землю. Как всем известно, умирая, Франциск велел перенести себя в маленькую часовню Божьей Матери (Порциункулу) и положить на землю в знак последнего единения с бедностью.]

Суди ж, каков был тот, кто с ним вести
Достоин был вдвоем ладью Петрову
Средь волн морских по верному пути!
Он нашей братьи положил основу;
И тот, как видишь, грузит добрый груз,
Кто с ним идет, его послушный слову.

На этом Фома заканчивает славословие Франциску: [подумай, — говорит он, — если столь велик был Франциск, то «каков был тот, кто с ним вести / Достоин был вдвоем ладью Петрову». Два святых помогли Церкви прямо держать свой путь вперед, не потеряться «средь волн морских» в трудный момент, когда берег далек и погибнуть нетрудно. Этим «достойным коллегой» был святой Доминик, а потому, кто следует за ним и живет по его уставу, «кто с ним идет, его послушный слову», тот приобретает себе сокровище — «грузит добрый груз».]

И с этого момента начинаются упреки Фомы Аквинского братьям-доминиканцам.

Но у овец его явился вкус
К другому корму, и для них надежней
Отыскивать вразброд запретный кус.

[Но паства его, его последователи, возжелали иной пищи («у овец его явился вкус к другому корму»), они перестали искать плода мудрости, веры и любви, на которые им указывал святой Доминик, они ищут иное. А потому они неизбежно разбрелись по отдаленным пастбищам и пасутся «вразброд».]

И чем ослушней и неосторожней
Их стадо разбредется, кто куда,
Тем у вернувшихся сосцы порожней.

[Чем больше бедные доминиканцы удаляются от послушания и духа святого Доминика, тем более опустошенными, иссушенными и бесплодными возвращаются они в свою овчарню («тем у вернувшихся сосцы порожней»). Бесплодие — великая кара для тех, кто не следует ни за кем, кто не может стать отцом, потому что не был сыном.]

Есть и такие, что, боясь вреда,
Теснятся к пастуху; но их так мало,
Что холст для ряс в запасе есть всегда.

[Конечно, некоторые из паствы понимают, какой вред наносится ордену, но их так мало, что для того, чтобы их одеть, уйдет немного ткани.]

И если внятно речь моя звучала,
И ты вослед ей со вниманьем шел
И помнишь то, что я сказал сначала,
Ты часть искомого теперь обрел;
Ты видишь, как на щепки ствол сечется
И почему я оговорку ввел:
«Где тук найдут все те, кто не собьется».