Это закон возмездия, на котором стоит, как мы увидим, весь ад, где наказание дается в соответствии с грехом или в противоположность ему. В данном случае — это наказание в противоположность: то, чего ты не делал в жизни, будешь делать здесь, но с противоположным значением — нерадивые не бежали, не трудились, проливая пот, кровь и слезы (они всегда соблюдали нейтралитет, они всегда были ни при чем, они всегда умывали руки, и потому руки их ничем не замараны…). Сейчас же они будут вечно отдавать слезы и кровь червям. Другие наказания в поэме даны в соответствии с грехом, скоро мы увидим Паоло и Франческу, которые в жизни отдались буре страстей — так и в аду их будет швырять эта буря.
Итак, мы готовы отправиться в путь вместе с Данте; но мы узнали, что существует нечто худшее, чем выбрать зло, а именно не выбрать ничего.
Песнь IV[73]
. «Кто Бога чтил не так, как мы должны»Прежде чем войти в самый настоящий ад из «преддверия», предшествующего реке Ахерон, прежде чем встретить осужденных за конкретные грехи, Данте (в своем продолжительном вступлении, которое необходимо ему, чтобы затронуть вопросы человеческого существования) проводит нас через лимб — одно из самых загадочных мест в «Божественной комедии». Дантово описание лимба всегда пробуждало во мне любопытство и глубоко волновало меня. Череда великих имен, манящие фигуры Вергилия и Гомера, Аристотеля и Платона… Понимая, что эти люди, неимоверно много сделавшие для познания Истины и оставшиеся в истории как великие герои или мудрецы, не были спасены, никогда не увидят Бога, никогда не будут действительно счастливы и блаженны (
Чтобы ответить на этот драматический вопрос, необходимо обратиться к некоторым известным фактам, которые, однако, полезно еще раз рассмотреть в совокупности.
Прежде всего необходимо отметить абсолютное и неоспоримое новаторство Данте: насколько мне известно, лимб для великих героев и мудрецов античности изобрел он. Изобрел в этимологическом смысле слова — я имею в виду латинское
Всякий раз меня смущает мысль о том, что Данте избрал столь суровую обитель для тех, кого любил, тех, кто сформировал его как человека и как поэта. Напрашивается вывод: чтобы вымыслить лимб — как место для вечного осуждения любимых им сочинителей, место совершенно новое и при том жестокое, — необходимо быть абсолютно уверенным в своей правоте. Естественно, возникает и другой вопрос: «Но была ли у язычников альтернатива? Могли ли они спастись?» Ведь если спасение не было возможным до Христа, то древние не виновны, и точка. Если же Данте счел, что даже самые мудрые, талантливые (пусть и бесконечно любимые им) люди заслуживают того, чтобы быть в полном неведении Бога, значит, он нашел в них что-то действительно «ошибочное». Он должен был не сомневаться в их некой ущербности, в том, что они действительно заблуждались, чем и заслужили это место. Оно, конечно, лучше ада, поскольку сюда проникает свет и нет физических мучений, но здесь они навеки лишены Бога, лишены исполнения желания.
В произведении Данте нет осуждения без вины: все наказания являются следствием сознательного, добровольного выбора. Никакое наказание не может быть наложено без учета той ответственности, которой наделяет человека свобода: во Вселенной Данте вина — дочь свободного выбора.
В Средние века полагали, что Христос сошел в лимб, чтобы спасти тех, кто заслуживал рая. Следовательно, Он мог бы спасти и этих людей? Но нет, они остались здесь. Если величайшие представители античной культуры находятся в лимбе, значит, Данте считает, что их свобода выбрала путь, отдаливший их от высшего блага, которого по своей природе жаждет каждый человек. С этой точки зрения, «приговор» Вергилию или, лучше сказать, его «самообвинение» абсолютно недвусмысленно: