Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Данте не говорит прямо о своем убеждении: не только иудеи, но и греки и римляне могли встретиться с какой-то формой вести о спасении. Поэтому важно знать, как те, кого читал и кого изучал Данте, чьи идеи считал неотъемлемыми составляющими своего мировоззрения, истолковывали эту проблему. Иными словами, как поздний античный, а затем средневековый мир, рассматривал отношения между язычеством и верой в пришествие Иисуса?

Но вернемся к Вергилию, который в первой песни «Ада» признается, что не дал ответа Богу: «Я враг Его устава». Вспомним также, что творчество Вергилия, и в особенности знаменитейшая «Четвертая эклога», сыграло решающую роль в обращении Стация. Стаций — важный персонаж в этой истории. Римский поэт встречает Данте (песнь двадцать первая «Чистилища») и сопровождает его до самой вершины горы. Он рассказывает Данте, что его обращение в христианскую веру произошло благодаря чтению «Четвертой эклоги» Вергилия, в которой говорится о некой сибилле. В греческой и римской мифологии сибиллы — это девы, наделенные даром пророчества. Вдохновляемые богами (обычно — Аполлоном), они излагали их ответы, возвещали предсказания (главным образом — туманные и неоднозначные). В своей «Эклоге» Вергилий вкладывает в уста сибиллы из Кумы (сегодня это область Кампания) возвещение о близком свершении времен и наступлении золотого века, который начнется с рождением таинственного младенца («puer»). Эти строки в Средние века трактовались как поэтическое пророчество о Мессии[80]. Тогда возникает законный вопрос: есть ли что-то таинственно-христианское в произведении Вергилия, чему он сам не последовал? Некая мысль, наитие, которое могло указать путь обращения? Все сказанное ранее позволяет ответить утвердительно.

Любопытно, что сибиллы словно забыты в «Божественной комедии», за исключением одного, почти мимолетного упоминания в последней песни «Рая» (ст. 61–66):

…во мне мое виденье
Чуть теплится, но нега все жива
И сердцу источает наслажденье;
Так топит снег лучами синева;
Так легкий ветер, листья взвив гурьбою,
Рассеивал Сибиллины слова.

[Все, что я увидел, ускользает, почти совсем исчезает из моей памяти, но я чувствую, как в мое сердце нисходит сладость от этого видения; как снег тает на солнце, как уносит ветер листья с пророчеством из пещеры.]

Вне всякого сомнения, это восхитительный поэтический образ, но не намек ли это на что-то большее? Иными словами, Данте описывает, как он сам говорит, видение, которое не было запечатлено во всем его совершенстве, во всей его полноте. И чтобы объяснить его, он прибегает к образу сибиллы. Сибиллы тоже возвещали, предсказывали, и одно из этих пророчеств, скорее всего, было известно Вергилию и воссоздано им в «Четвертой эклоге».

Возможно, сибиллы играли более важную роль, нежели мы думаем; о них часто говорили великие средневековые мыслители, они часто фигурировали в произведениях искусства. Пример Вергилия открывает нам весь античный мир, греческий и римский, где находилось место множеству оракулов, среди которых были и сибиллы. Какой же была их таинственная роль?

И самое важное: какими их видел и что думал о них средневековый мир?

Великие мыслители Средневековья считали, что двенадцать сибилл сыграли важную роль в Божьем замысле спасения человека, поскольку они предсказали пришествие Спасителя и призывали людей обратить сердца к Богу, обещавшему спасение. Многие сопоставляют их с пророками Ветхого Завета (в произведениях искусства сибиллы всегда изображены рядом с ними), но с той разницей, что они не принадлежали к богоизбранному еврейскому народу, и поэтому их пророчества не могли войти в канон Священного Писания.

Однако многие выдающиеся христианские мыслители Средневековья, начиная с блаженного Августина, сходятся во мнении, что некоторые пророчества сибилл указывали на пришествие Христа и на Его Страсти. Поэтому Августин даже обвинял римлян в неверии: ведь они, прибегая к помощи сибилл и общаясь с еврейским народом, тем не менее не пожелали поверить в единого Бога, поскольку это привело бы к отказу от их многочисленных языческих культов. Для Августина — это отречение от Бога, особенно если уже существовало обещание спасения.

Через несколько веков святой Фома Аквинский подтвердит сказанное Августином, говоря о неявном, «имплицитном откровении». Мы не можем знать, как это происходило, но святой приписывает главную роль пророчествам сибилл и ссылается на Августина. Таким образом, значимость сибилл единодушно утверждалась крупнейшими христианскими мыслителями: Блаженным Августином, Фомой Аквинским, а также Бонавентурой. Вероятность того, что они оказали влияние на мировоззрение Данте, чрезвычайно велика.