Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Есть еще один подтекст, о котором нельзя не упомянуть. Думаю, что создание лимба напрямую связано с личной историей Данте, особенно с его совращением, поиском покоя и удовлетворения в известных ложных образах блага, «чьи обещанья — лишь посул пустой»[84]. Некоторые философские теории поддались такой иллюзии. Такое же ощущение возникает и при чтении другого великого произведения Данте, трактата «Пир». Этот текст, значение которого огромно, ясно показывает: в те годы Данте был убежден, что способен найти успокоение в познании всех вещей, даже Божественных, через совершенное использование разума. Иными словами, чтобы быть счастливым, чтобы созерцать Истину в ее полноте, достаточно совершенного использования разума, собственных интеллектуальных возможностей. «Пир» постулирует, что блаженство достижимо через философское познание Бога, своим разумом человек в одиночку может достичь блаженства.

Если сопоставить Данте «Пира» и Данте «Божественной комедии», увидим, сколь они разные: первый находит успокоение в способности своего разума, второй — в Лике Христа, который сначала открывается в обещаниях проводников, чтобы затем предстать во всей Своей полноте. Другими словами, Данте «Божественной комедии» находит успокоение в твердой вере. Данте «Пира» с гордостью восхваляет человеческий ум, возвышающийся до Бога. Данте «Божественной комедии» смиренно просит: «Miserere, помилуй меня», — он приходит к осознанию недостаточности человеческих сил и устремляет свой разум вослед Божественному возвещению, сулящему спасение.

Это различие не является второстепенным: в «Божественной комедии» Данте не отрицает философского познания, но направляет его к цели, позволяя вере, посредством обетования надежды и любви, свершить то, что не под силу одному только человеческому разуму. В подтверждение сказанного обратимся к песни тридцать третьей, последней песни «Чистилища» (ст. 82–90), чтобы выявить связь, которая, на мой взгляд, совершенно осознанно подчеркнута с помощью рифмы, так редко используемой в поэме.

В песни четвертой «Ада» (ст.91–96) Вергилий говорит:

Нас связывает титул величавый,
Здесь прозвучавший, чуть я подошел;
Почтив его, они, конечно, правы.
Так я узрел славнейшую из школ,
Чьи песнопенья вознеслись над светом
И реют над другими, как орел.

Данте спрашивает (песнь тридцать третья «Чистилища») Беатриче:

«Но для чего в такой дали парит
Ваш долгожданный голос, и чем боле
К нему я рвусь, тем дальше он звучит?»
«Чтоб ты постиг, — сказала, — что за школе
Ты следовал, и видел, можно ль ей
Познать сокрытое в моем глаголе;
И видел, что до Божеских путей
Вам так далеко, как земному краю
До неба, мчащегося всех быстрей».

Ясней быть не может: школы, которые приводят в лимб, школы, довольствующиеся почестями, воздаваемыми собственному разуму, отличаются от истинных школ, от школ истинной мудрости, которые свершают разум верой, и, следовательно, ведут к спасению. Эти школы далеки друг от друга, как Земля от Неба.

Человек не может основываться на знании без веры в Бога, для Данте это не подлежит сомнению. Не подлежит сомнению и то, что существовала возможность спасения и для античного мира, который не захотел на этот призыв ответить. Он (включая великих мудрецов) мог бы довериться вести, витавшей в мире, обещанию грядущего пришествия Христа, единого и истинного Бога, пожелавшего быть познанным и разрушившего мир «лживых и фальшивых богов»[85]. Они могли бы смиренно обратиться к вести о Боге, как это сделали Траян и Рифей, но этого не произошло, и, основываясь на таком выборе не-веры, Данте создает лимб.

Суровость, с которой он это делает, дает нам понять, что путь жизни и путь познания нуждаются в том, чтобы сердце и разум поверили в явленное нам обетование Бога, дабы не утратить полноту своего истинного предназначения.