Приветствие владычицы благойСтоль величаво, что никто не смеетПоднять очей. Язык людской немеет,Дрожа, и все покорно ей одной.Сопровождаемая похвалой,Она идет; смиренья ветер веет.Узрев небесное, благоговеет,Как перед чудом, этот мир земной[86].Чудо. Что-то настолько великое, что одновременно исполняет и превосходит всякое ожидание. Чудо: если возможно, чтобы счастье, бесконечная красота, для которой создан каждый из нас, воплотилась и стала спутником жизни, то это может быть только чудом; поэтому я использую слово воплощение.
Напомню, что когда Данте начинает писать «Новую жизнь», то есть когда собирает в одну книгу все стихи, посвященные Беатриче, она уже умерла. И он стоит на ужасном распутье, как и мы все: опыт словно противоречит ожиданию бесконечного и вечного, которое несут в себе все вещи. Эта девушка, позволившая ему испытать чудо, иными словами, угадать в ней свою спутницу (в отличие от Леопарди, сказавшего: «Угаснула надежда / С тобою повстречаться»
[87]), предвидеть счастье, — та самая Беатриче, которая могла превратить его жизнь в блаженство, девушка, казавшаяся свершением всех ожиданий и желаний, умирает. Умирает, исчезает.И Данте должен ответить на главный вопрос: является жизнь обманом или она каким-то, хотя и таинственным, образом есть свершение некоего обетования. Следующие пятнадцать лет он занимается исследованиями, размышляет и молится, чтобы понять, кем же была эта женщина, повстречавшаяся ему на пути и изменившая его жизнь.
Но было что-то, что Данте уже знал, то, что больше всего поражает и что нам труднее всего принять: понимание единства жизни. В отличие от нас, Данте не страдает раздвоением личности: наши мысли движутся в одном направлении, чувства — в другом, а инстинкты — третьем. Данте же, в отличие от нас, присуще средневековое, христианское восприятие, согласно которому человек целостен, а все факторы, составляющие личность человека, связаны (слово «религия» происходит от латинского religare
— привязывать сзади, прикреплять, связывать) судьбой, которая все их собирает воедино и направляет. И действительно, вот что говорит Данте в «Новой жизни»:И хотя образ ее
[Беатриче], пребывавший со мной неизменно, придавал смелости Амору, который господствовал надо мною [желание, стремление к тому, чтобы любовь господствовала над моей жизнью, направляла мою жизнь], все же она отличалась такой благороднейшей добродетелью, что никогда не пожелала [то есть это никогда не произошло], чтобы Амор управлял мною без верного совета разума[88].Это ключ к пониманию того, как может человек смотреть на свою влюбленность, на свою любовь, объединяя (что для нас так сложно) чувство и разум. «Со мной никогда не случалось, — говорит Данте, — чтобы любовь управляла моим существованием и моей личностью без верного совета разума
». Именно эта целостность человека, это сердце (как называет его Библия), это единение чувства и разума — самое важное.Без него невозможно понять определение, которое Данте дает сладострастникам в этой песни. Это те, «кто предал разум власти вожделений»,
те, кто любил, отвергая рассудок. Необходимо иметь в виду следующее: Данте рассказывает о любви, пережитой им в рамках целостного самосознания; и разум, и чувство, и инстинкт едины, не могут обойтись друг без друга. Именно потому молодой Данте (невероятно, но ему было всего двадцать лет!) сразу же интуитивно понимает, что привлекательность, которую он находит в этой женщине, может удивительным образом олицетворять привлекательность, которой Бог наделил все сущее. Более того, возможно, Бог обитает именно в этой части реальности и становится спутником через встречу с этой женщиной. Потому она может именоваться Беатриче и действительно быть ею[89].