Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Как преподаватель итальянского языка хочу подчеркнуть еще одну мысль: всю историю литературы (и философии) можно было бы изучать в свете любви между мужчиной и женщиной. Другими словами, главной темой литературы всегда оставалась любовь. Отношение автора к этой теме показывает, способен ли он положительно воспринимать жизнь в целом: то, как он говорит о женщине, раскрывает его самого и его понимание жизни больше, чем сказанное им о себе, мире и судьбе. Я всегда предлагаю ученикам вспомнить историю итальянской литературы и сравнить: чем Беатриче является для Данте и чем женщина стала для более поздних авторов.

Возьмем хотя бы Людовико Ариосто и его произведение «Неистовый Роланд», написанное двести лет спустя (в XIV веке). Перед нами еще один персонаж, желающий прожить свою жизнь во всей полноте. Он понимает, как важны для него отношения с женщиной, понимает, что женщина может быть благом и счастьем, и даже имя у этой женщины соответствующее — Анжелика[90]. То есть снова — Беатриче… Потому что ангел — это мост, соединяющий Бога и человека, посланник Бога, благодаря которому возможна связь между человеком и бесконечностью, между человеком и его счастьем, желанным благом. Женщина должна быть ангельским созданием… Но она не ангел. В этом произведении доминирует идея вечного преследования, воплощенного в образе замка Атланта. Анжелика же остается неуловимой! Ее неуловимость доводит Роланда до потери рассудка, до помешательства. Роланд становится неистовым, когда осознает недостижимость Анжелики, то есть той любви, которая спасла бы жизнь: если жизнь не спасена любовью, она превращается в безумие.

Нужно будет дождаться другого великого католического писателя девятнадцатого века, Алессандро Мандзони, который расскажет историю, начавшуюся в сумрачном лесу (влюбленным запрещают брак) и следующую по долгому пути, похожему на путь Данте, чтобы воплотить в жизнь желанное благо. С женщиной, которую не случайно зовут Лючия[91]. Лючия, то есть Беатриче.

И, наконец, вспомним уже упомянутого Леопарди и его отчаянный крик, можно сказать, вполне современный: «Я знал уже, что по нагой земле / Бредешь ты. И нигде Тебе подобных нет»[92].

О женщина, вечная красота, ты должна была бы стать моей спутницей! Viatrice[93] у Леопарди — это, вне всякого сомнения, отсылка к Беатриче. Но этого больше нет, теперь все не так!

Когда Данте пишет: «Я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине»[94], — он осознает, что достиг нового понимания мужчины, нового понимания женщины, невиданного ранее понимания отношений между мужчиной и женщиной. Если Данте может так говорить о Беатриче, то лишь потому, что за ним — тысяча двести лет христианства; такое понимание женщины принесло миру, человечеству, всем нам христианство. И это укоренилось в западном сознании. Ради того, чтобы для каждого мужчины женщина могла стать Беатриче, был проделан долгий исторический путь.

Невиданной для других культур является роль, которую Христос и христианство приписывают женщине. Вот, например, что поразило турецкого писателя во время его путешествия в Вену в 1665 году: «В этой стране можно наблюдать что-то невообразимое. Всякий раз, когда император встречает на улице женщину, он останавливает коня и позволяет ей пройти. Если же он идет пешком, он почтительно приветствует ее. Зрелище действительно невообразимое. В этой стране и во всех землях неверных [то есть в христианских странах] последнее слово за женщиной. Такое почтение и уважение воздается им из любви к Матери Марии»[95].

Вот что написала недавно одна известная исследовательница, весьма далекая от Церкви, о современном положении женщины: «Я знаю, что именно благодаря Иисусу я сейчас пишу то, что я пишу. У Запада, конечно, хватает прегрешений, но отнюдь не эпоха Просвещения наделила женщин правами, поскольку свободу, равенство и возможность свидетельствовать дал им Иисус, дал им возможность отправиться на казнь, восхваляя Его за то, что Он удостоил их права „умереть за Него, как мужчинам“. Таким образом, Запад заново соприкасается с реальностью. Необходимо решительно ответить, верим мы или нет, потому что речь идет о нашей свободе»[96].

Здесь та же мысль: представление того или иного общества о женщине является отражением понимания этим обществом жизни в целом. Поэтому Данте утверждает, что скажет о Беатриче то, «что никогда еще не было сказано ни об одной женщине», — это относится ко всему христианскому миру, ко всем нашим семьям, это сказано о всех наших матерях, о наших любимых. Женщина может быть воплощением, может быть реальным выражением Божественной любви.