Вначале была страсть, которая породила, зажгла эту любовь, привлекая абсолютно всем, вполоть до цвета волос! В том числе и формами: одни нравятся больше, другие — меньше, и Бог использует даже это, потому что, быть может, внешность — первое, что привлекает. Но если ты не животное, то от физического восприятия сразу переходишь на другой уровень: начинаешь интересоваться ею, понимая, что тебе нравятся ее характер, ее душевная тонкость; ты понимаешь, что с ней жизнь может стать милостивее. И при виде ее ты краснеешь, сердце бьется чаще, начинаются все переживания, но пока это только страсть. Это только начало любви, настоящая любовь — дальше, когда ты понимаешь, что любовь — не что иное, как синоним слова «прощение». Потому что смысл ее в том, чтобы другой обнял тебя, несмотря на все злое, что в тебе есть. Несмотря на все твои предательства, недостатки, грехи.
Существует ли женщина, которая каждый божий день на протяжении тридцати лет могла любить такого, как я? Вы и представить не можете, какой я негодяй. Невероятно, но эта женщина прощала меня все тридцать лет, и сегодня она меня любит с необъяснимой нежностью (о которой тридцать лет назад мы и не мечтали), потому что сейчас наши отношения полны прощения. Это — любовь, то, что предают и забывают, живя только чувством или страстью, когда разум словно выбит из седла человечности, когда побеждает преграда, поставленная врагом, —
Итак, Франческа говорит Данте: «Все было хорошо. Все было правильно, но в какой-то момент я сказала: „Это — мой мужчина“. Я им обладаю, хотя бы на мгновение дайте мне посмотреть на него, не видя его великой судьбы. Он мой». И тут…
В тот день они конечно же ничего не читали, а были, разумеется, заняты совсем другим.
[пока Франческа говорила, душа Паоло все время плакала, не проронив ни слова; это многое говорит о роли каждого из них в этой ситуации]
Данте почувствовал такую боль, такую жалость, так остро почувствовал их и свою хрупкость, хрупкость всех людей, и так сожалел об этой слабости, что даже потерял сознание.
Он мог бы сказать: «Мы изо всех сил должны помогать друг другу. Как сложно оставаться разумными, оставаться людьми перед лицом той привлекательности, которую несет в себе жизнь. Что может быть естественней жажды и голода? Что может быть лучше, чем обед, после которого ты говоришь: „Как же вкусно я поел!“?»
А потом читаешь, что обжорство — один из семи смертных грехов. Как же так, неужели и тут?.. Конечно, и в еде надо знать меру. Это касается также любви и секса, необходимо благоразумие, необходимо отстранение. Можно так есть и пить, что это приведет тебя в ад, потому что мечту жизни ты полагаешь в том, чтобы твой желудок был полон. Но так же можно смотреть и на счет в банке, на зарплату двадцатого числа, на домик у моря, на отпуск, на власть — в любом случае проблема все та же: реальность становится идолом, вместо того, чтобы быть знаком.
Это та остановка, о которой мы говорили. Это постоянное искушение, враг, который говорит: «У тебя есть золото? Ты богат? Поклоняйся золотому тельцу. Остановись, ты пришел, у тебя много денег, довольствуйся ими!» Но в таком случае все вокруг тебя умирает, ты убьешь все, и в первую очередь — себя самого.
Теперь понятно, почему главная молитва, молитва молитв,