Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех

Я спросил у него: «Как ты до этого додумался? Ведь любой ежедневно, проходя мимо этой надписи, получает, можно сказать, удар под дых!» А он ответил: «Это главное, что нам необходимо! Что нужно утром, чтобы перенести все трудности дня? Задуматься о своем происхождении, о том, зачем мы пришли в этот мир. И ребята должны выбрать: либо быть такими, как эта обезьяна, либо следовать за своим сердцем, вершить свою судьбу». Гениальный воспитательный ход![116]

Товарищей так живо укололи
Мои слова и ринули вперед,
Что я и сам бы не сдержал их воли.

[Эти слова конечно же подстегнули моих друзей, и они уже готовы были тут же пуститься в плавание.]

Кормой к рассвету, свой шальной полет
На крыльях весел судно устремило,
Все время влево уклоняя ход.

Почему — «шальной полет»? Возникает предчувствие, будто что-то не в порядке, опять вспоминается Икар… Данте — поэт, выбирающий и взвешивающий каждое слово. Безумный, шальной… Точно! В песни второй «Ада» Данте говорил Вергилию: «надеюсь, что не безумство все». Он боится пойти против разума, против природы.

Вергилий отвечает: «Нет! Это — самая разумная вещь, которую можно сделать в жизни, чтобы следовать своему желанию». Однако Данте называет замысел Одиссея безумным, «шальным полетом»: выражение, которое несет в себе предзнаменование ужасного конца путешествия.

Уже в ночи я видел все светила
Другого остья, и морская грудь
Склонившееся наше заслонила.

Они ушли слишком далеко, они увидели ту часть неба, которую невозможно увидеть, находясь в нашем полушарии, они перестали видеть знакомые созвездия, потому что пересекли горизонт, отмеченный морем, «морской грудью».

Пять раз успел внизу луны блеснуть
И столько ж раз погаснуть свет заемный

[прошло пять месяцев],

С тех пор как мы пустились в дерзкий путь,
Когда гора, далекой грудой темной,
Открылась нам; от века своего
Я не видал еще такой огромной.

В космологии Данте это — гора чистилища, место, находящееся по другую сторону земного шара, она так высока, как только можно себе представить.

Земля! Земля! Но радость тут же сменяется ужасом.

Сменилось плачем наше торжество:
От новых стран поднялся вихрь, с налета
Ударил в судно, повернул его
Три раза в быстрине водоворота;
Корма взметнулась на четвертый раз.
Нос канул книзу, как назначил Кто-то,
И море, хлынув, поглотило нас.

Ужасный вихрь, приблизившийся со стороны горы чистилища, трижды переворачивает судно, и в конце концов оно тонет.

Попытка Одиссея преодолеть границы дозволенного обречена на неудачу. То же самое произошло с Икаром, взлетевшим слишком высоко. И, как солнце расплавило воск в его крыльях, так и гора чистилища, которая могла стать этапом на пути к цели, становится причиной губительного шторма. И Одиссей с друзьями тоже погибают.

Здесь возникают два вопроса. Если Одиссей олицетворяет величие желания, почему его попытка заканчивается неудачей? Но самый важный вопрос: почему он в аду?

Причины неудачного путешествия очевидны, и здесь все комментаторы едины: Одиссей не достигает своей цели, потому что использует не соответствующие ей средства. В начале пути Данте был обуреваем таким же порывом: «Я пойду вперед, к счастью, сам!» Он только сделал несколько шагов, как три зверя заставили его повернуть обратно, к темному лесу. И здесь поднимается тот же вопрос, что и при анализе мифа об Икаре (песнь первая «Ада»): у человека нет адекватных средств для достижения счастья. Всей его воли и ума не хватит, чтобы перебороть гнет ограниченности, первородного греха. Какой бы великой и благородной ни была попытка, без Божией помощи, без благодати, без Христа, Богородицы, Беатриче — ничего не сделать.