Когда же Данте взялся за ткань на бедрах девушки, та с неожиданной силой стиснула ему руку. Затем она медленно поднялась на ноги, по-прежнему отстраняя рукой поэта. Он бросился было к Амаре, но она увернулась и забилась в угол кельи рядом с горящей свечой.
Наконец медленно, словно в ритуальном танце, Амара сама развязала ткань у себя на бедрах, и у Данте от удивления отвисла челюсть. Он невольно поднес руку к губам.
Перед глазами поэта возникло существо неземной красоты, сочетающее в себе мужское и женское начала, — Гермафродит, описанный Овидием в «Метаморфозах».
Данте испытал невероятное чувство — ужас и вожделение одновременно. Отшатнувшись к двери, он замер на пороге. Существо перед его взором, сверкая белизной своего тела, подняло руки, как крылья огромной птицы, лишенной оперенья, и поэт подумал, что к нему из горних морей спустился ангел.
Нагое существо приблизилось к Данте и снова стало ласкать ему лицо своею холодной, как лед, рукой. Поэт чувствовал желание, смешанное с отвращением. Ласки и нежный взгляд говорили о том, что перед ним — жаждущая любви женщина. Но при этом он успел заметить, что мужской половой орган Амары увеличивается в возбуждении…
Не знающий, что делать, раздираемый противоречивыми желаниями, Данте словно уподобился стоявшему перед ним существу. Потом, сделав усилие воли, он поднял покрывало, лежавшее на постели, и осторожно обернул его вокруг белого тела, которым ему так хотелось обладать. Завернутая в ткань Амара тут же превратилась в женщину с такой же легкостью, с какой перед этим превратилась в мужчину.
По-прежнему в полной растерянности, Данте без оглядки бросился вон из кельи. На лестнице он столкнулся с Чекко, но, не проронив ни слова, ринулся дальше вниз, провожаемый саркастической улыбкой сиенца.
Поэт не сомневался в том, что Чекко обо всем догадался и теперь сделает его мишенью своих насмешек. Пробегая по темным улицам родного города, он лишь утешал себя мыслью, что этот проходимец скоро, очень скоро заплатит ему за все.
В голове у Данте кружился хоровод мыслей. Растерянность и бессильная злость изгнали остатки плотских желаний, и ум его снова заработал.
Выходит, Амара еще и мужчина… Неужели именно она в своей мужской ипостаси — наследник Фридриха, намеревающийся занять императорский трон?! А ведь Бернардо так ничего и не сказал о том, какого пола этот наследник! Отчего он молчал? Мотет быть потому, что не знал, кого родила императору Бьянка Ланча — мальчика или девочку? Или от того, что наследник был одновременно и мужчиной, и женщиной?
Тряхнув головой, Данте попытался отогнать эту безумную мысль. Амаре было лет двадцать, не больше. А наследнику Фридриха не может быть меньше пятидесяти. Впрочем, поэт уже ни в чем не был уверен. Разве великие авторы древности, которых он считал своими учителями, не писали о сказочных существах, наделенных бессмертием?
Как раненый зверь, спешащий схорониться в своем логове, Данте торопился укрыться в стенах своей кельи.
Внезапно поэт ощутил острый приступ головной боли. Зажмурив глаза, из которых чуть не посыпались искры, он стал ждать, когда боль утихнет.
Данте закрыл лицо руками, но все же ощутил у себя за спиной какое-то движение. Некоторое время он был не в силах повернуться, но когда наконец заставил себя это сделать, оказалось, что у двери стоит, прислонившись к косяку, какая-то женщина.
В келье едва светила свечка на столе, но, присмотревшись, Данте узнал гостью и прошептал:
— Это ты, Пьетра? Как ты сюда попала?
— Женщин из заведения Ладжи знают все. И ваши стражники тоже, — ответила Пьетра и хрипло рассмеялась.
С трудом поднявшись на ноги, Данте подошел к девушке и поднял руку, чтобы погладить ее по щеке, но она отшатнулась и прошипела:
— Сначала заплати, а потом лапай!
Поэт опустил руку. Девушка сверлила его взглядом глубоко посаженных зеленых глаз. Ее лицо обрамляла густая шевелюра темных курчавых волос.
Заметив, как огонек свечи отражается в глазах Пьетры, Данте внезапно представил ангельский лик Амары вместо неприветливого лица молодой проститутки.
Пьетра некоторое время смотрела на то, как Данте кривится от боли, а потом вновь грубо и презрительно расхохоталась.
— Ты что, переспал с ней? Даже с таким уродом? Ну и как? Понравилось?
— Уходи! — с отвращением в голосе прошептал Данте.
— Тебе что, уже ни к чему нормальная женщина?
У Пьетры был прямой, короткий и довольно широкий в основании нос. Вместе с тонкими губами он делал ее похожей на кошку. На ней было легкое платье, под которым были хорошо видны ее узкие, как у мальчика, бедра и довольно широкие плечи, которыми она по-прежнему прижималась к стене, выпятив вперед небольшую, но высокую грудь.
— Не трогай меня! — повторила Пьетра и вытянула вперед руку, словно устанавливая невидимую границу, которую нельзя было пересечь поэту.