Данте. Жизнь. Инферно. Чистлище. Рай

Короли Франции не удовольствовались землями Прованса и Нормандии; Карл Анжуйский воцарился в Неаполе. Он обезглавил последнего потомка Гогенштауфенов Коррадино, а Фому Аквинского приказал отравить только за то, что этот ученейший муж принадлежал к роду графов Аквино, враждебных Анжуйской династии. Иронию Данте усиливает повтор слова-рифмы «во искупленье», подчеркивающей ханжество и цинизм Карла.

Затем Данте переходит к «новому Карлу», брату Филиппа Красивого, который своим предательским копьем «брюхо у Флоренции распорет». И наконец, устами Капета Данте сводит счеты с королем Франции Филиппом IV, совершившим ряд гнусных преступлений, ограбившим тамплиеров и предавшим их лютой казни («он в храм вторгает хищные ветрила»).

Смешно упрекать великого флорентийца в том, что он иначе, чем мы, оценивал историческое значение деятельности первых королей из династии Капетингов, преодолевавших насилием феодальную и экономическую раздробленность Франции и собиравших крупное национальное государство. Данте, как и его видавших виды современников, прежде всего ошеломляли методы, поистине чудовищные, с помощью которых Филипп IV и его родичи осуществляли свои цели.

На исходе из круга скупцов и расточителей Данте и Вергилия догоняет тень. Это Публий Папиний Стаций, римский поэт I века н. э., автор «Фиваиды», которую Данте необычайно ценил, и незаконченной поэмы «Ахиллеиды». Его «Сильвы», — может быть, лучшее, что он написал, — остались Данте неизвестны. Стаций был очень знаменит в Средние века; Возрождение читало лишь «Сильвы». В сущности, Стаций был подражателем Вергилия. От дня своей смерти до условного 1300 года Стаций провел в Чистилище около двенадцати веков, из которых более пяти — в круге скупцов, четыре столетия он толкался среди незрячих завистников, остальное время, вероятно, пребывал в Антипургатории. Когда пришло время его очищения, гора Чистилища содрогнулась, как при землетрясении, — знак прощения всех грехов…

Три поэта вместе продолжают свой путь к вершине горы. В Чистилище Данте всюду встречает поэтов, художников, музыкантов, оплакивающих свое земное несовершенство. В дни молодости Данте обменивался грубыми и не совсем пристойными сонетами со своим другом и свойственником Форезе Донати, братом Корсо. Он находит тень ругателя и чревоугодника Форезе в шестом круге и приветствует его словами, в которых нет и следов былого раздражения…

Над шестым кругом, где каются чревоугодники, возвышается последний, седьмой круг, ближе всего расположенный к Земному Раю. Там очищаются те, кто предан был сладострастью. Среди этих душ Данте находит немало поэтов, служивших земному Амору. В огненных пределах Данте видит Гвидо Гвиницелли, отца «сладостного нового стиля». Полный восторга и волненья, Данте обращается к болонскому поэту и говорит, что слава стихов «старшего Гвидо» не пройдет вовеки. Тогда в волнах пламени Гвидо Гвиницелли указывает на другого очищающегося, который, по его мнению, более заслуживает похвалы, чем он. Данте обращается с вопросом к этому духу. Тот отвечает изысканно и вежливо на провансальском языке: «Ieu sui Arnaut, que plor e vau cantan…»

Это знаменитый трубадур Арнальдо Даниэль, которого Данте ставил выше всех певцов Прованса в своем трактате «О народном красноречии». Изобретая все новые и новые формы канцон, Данте учился у провансальского трубадура. Сложную форму сикстин, разработанную Арнальдо, Данте воспринял и развил в цикле стихов о Каменной Даме.

— «О, милый брат! — сказал он и притом
Мне указал на шедшего перстом. —
Славнейшего поэта в южных странах
Здесь видишь ты! И в песнях, и в романах
Всех выше он, хотя и говорят,
Что будто бы Жиро, его собрат,
Родившийся во Франции, в Лиможе, —
Славней его. Всегда для большинства
Не истина, а шум всего дороже.
Гвиттоне также славился сперва,
Но истина открылась понемногу.
Когда взойдешь в Его обитель, к Богу,
Там «Отче наш» ты за меня прочти
И лишь конец молитвы пропусти:
Здесь незнакомы духи с искушеньем».
Он замолчал, указывая мне
На шедшего за ним руки движеньем,
И вдруг исчез в пылающем огне,
Как будто вьюн в прозрачной глубине.
К пришедшему я подошел с приветом,
Прося его назвать себя при этом
И говоря, что был бы очень рад
Служить во всем и быть ему полезным.
Он отвечал: — «Твое желанье, брат,
Является душе моей любезным.
Я — тот Арно, который слезы льет
И с песнею веселой в путь идет;
Безумие минувшего, тоскуя,
Оплакал я и в будущем, ликуя,
Предвижу я блаженство без конца.
Ведомый в путь могуществом Творца,
Когда взойдешь к сияющей вершине, —
Не позабудь и о моей кручине!»
И он исчез в спасительном для всех
Огне святом, что очищает грех.

«Божественная Комедия».

Перевод Ольги Чюминой.