Дао Блаженств

А: Нет, не обязательно. Во-первых, писали они, по-моему, на растянутом шелке, во-вторых, белый шелк мог быть использован не только в качестве основы для письма: из него могли сшить платье, его могли покрасить, нарисовать на нем что-нибудь…

У: Или запустить воздушного змея.

А: Да, но все это будет потом, а пока это «отрезок белого шелка». Почему Чжу Фэн спросил только об этом? Почему он не стал спрашивать ни о кадильнице, ни о потухшем угле, ни о десяти тысячах лет – он спросил только об отрезе белого шелка?

М: Мне кажется, что, «отрез белого шелка» включает в себя состояние, похожее на состояние «холодных углей»…

У: Как итог всех состояний…

М: Даже не итог, а символ. И объяснив, что такое «отрез белого шелка», монах объяснил бы и все остальное.

А: Может быть.

В: Для нашего менталитета это, наверно, похоже на лист белой бумаги.

А: Здесь такая замена была бы корректна.

В: Я все вспоминаю «доначала предначал» из Хуайнаньцзы – как-то это созвучно.

У: Потому что это именно белый цвет.

А: Белый – значит «не покрашенный».

У: Я думала – в физическом значении, как объединение всех цветов, всего спектра. Так и здесь – объединение всех предыдущих символов.

В: И в то же время – начало.

А: Это действительно синтез всех цветов, символ света, еще не разбитого на спектр.

У: Символ цельности, полноты, нерастраченности.

М: И в то же время – полного потенциала.

У: Почему здесь сказано «отрезок белого шелка»? Это важно?

В: В другом переводе – «отрез».

А: Отрез – это нечто, приготовленное для чего-то, но еще им не ставшее. «Становится, становится»…

М: «…и никак не может стать»55.

А: Теперь объединим все эти строки. Антиподом, парной строфой к «отрезу белого шелка будут «холодные угли».

В: Именно «холодные». Потому что там уже конец, а здесь только начало.

А: Очень близко. Попробуем свести конец и начало. Это действительно об одном и том же.

У: И отрешен уже и в то же время открыт и снова готов к восприятию. Мне весь этот гунъань видится перетекающим, как лента Мебиуса.

М: «Отрез белого шелка – это нечто приготовленное для чего-то, но этим еще не ставшее», и как только оно станет чем-то – оно станет разгорающимися углями, потому что обретение некой формы – это обретение эговой скорлупы, в которую мы врастаем, и от которой нам потом очень трудно освободиться. Страсти начинают кипеть в нас. Поэтому мастер говорит: оставайтесь этим отрезом, готовым в любую минуту стать чем-то, но никогда не принимающим определенной, застоявшейся формы.

А: Самоотождествление. Браво, Маргарита. Совершенно верно, «отрез белого шелка» – это наше до-эговое состояние пустотной готовности к любому воплощению и превращению, а «остывшие угли» – это наше пост-эговое состояние возвращения в изначальную пустоту. Между «белым шелком» и «остывшими углями» горит огонь наших страстей, заставляющий нас принимать определенную форму, чувствовать свое «я», определять себя как такого, такого и такого…

Отрез белого шелка – это состояние, когда «я» еще нет. Еще нельзя сказать, «я» это, или «не я» – «я» просто нет. У кого? Ни у кого. Вот он, «отрез белого шелка» – раз нет «я» – значит, и нет никого, верно? Причем разница между этими состояниями носит отнюдь не последовательно-временной (до– и после-), а, скорее, структурно-иерархический характер. «Потухшие угли» – это пост-эговое состояние как результат наших усилий, а вот «отрез белого шелка» – это основа любого сознания, эгового или безэгового, это то, что Банкэй называл «нерожденным», то, что всегда присутствует в нас. А вот мы начинаем присутствовать в нем только после того, как в нас окончательно потухнет последний уголек вовлеченности.

Поэтому, «отрез белого шелка», с одной стороны, – это та цель, к которой все остальные становления только устремляются, а с другой стороны, – это то, что всегда в нас присутствует, и лишь наша суетность («десять тысяч лет»), отсутствие утонченности («старая кадильница») и вовлеченность («холодные угли») мешают нам достичь осознанности в этом присутствии. Вот почему Чжу Фэн спросил только про отрез – это было самым главным в высказывании Ши Шуана, конечной целью всех предыдущих усилий. А теперь давайте вновь вернемся к словам Главного монаха.

У: Важно, что именно он не понял, и как он не понял.

А: В принципе, да. Как именно он не понял – это легко. Не понял он эгово. Что значит «не понял эгово» в данном контексте?

У: Такое впечатление, что он пошел от формы. При этом, довольно высокомерно.

А: В общем, верно. Давайте попробуем понять, в чем проявилась эговость старшего монаха.

В: В том, как он решил доказать свое понимание – жесткой парадигмой: «если» – «то». Фактически, это означает: либо ты, либо я. Такое меряние силами. В роде «один из нас должен умереть».

А: Да. «И это буду я».

У: И в этом «лишь» в его ответе Чжу Фэну сквозит пренебрежение… Дескать, «что тут такого особенного»?

А: Думаю, этот момент тоже присутствует.

В: Почему он в доказательство своей правоты решил умереть? Почему для него это считалось высшим аргументом?

У: У каждого своя иерархия блаженства.