У: Так странно, казалось бы, это присутствие здесь и сейчас, но оно почему-то не связано с расширением сознания. Не то присутствие, которое должно расслаблять…
А: Во-первых, это присутствие не в «здесь и сейчас», а в «там и тогда». Я нынешний посылаю себя в себя предыдущего, чтобы понадрываться от досады на себя же за то, что
Во-вторых, посылая себя в прошлое, (что часто является весьма небесполезным занятием!) я посылаю себя не туда, куда надо бы – в безмятежную невовлеченность «отреза белого шелка», – а в самые, что ни на есть сужающие сознание сансарные «серчания» и непринятия себя, полностью противоположные истинному присутствию именно тем, что они непринятия.
Охватить одной мыслью «десять тысяч лет» не означает стремления вместить в одну мысль все события, произошедшие за это время.
В: Скорее, наоборот – понять ничтожность этого мига.
А: Да. Это настройка сознания, которая способствует успокоению. И отрешенному взгляду на происходящее. Эта фраза призывает к обесцениванию нашей вовлеченности в момент «теперь и сейчас» – вовлеченности, которая и создает сужение сознания.
Представьте себе, каким бы было ваше состояние в дза-дзен, если бы вы были просветленными… Авторство не мое – это еще Страшила Мудрый придумал.
У: «Если бы у меня были мозги»?..
А: Да, «если бы я был просветленным». Представим себе образ просветленного – не себя, просто любого просветленного: устойчивое, безмятежное сознание, очень спокойное пребывание в самом себе, без каких бы то ни было внутренних колебаний. Колебания могут быть у нас, но у него, у просветленного, их нет. Через очень короткое время мы начинаем чувствовать, какое неизъяснимое блаженство испытывает просветленный, находясь внутри себя самого. Это расслабление подобно падению в пропасть без дна.
Что такое «падение в пропасть»? У Георгия Иванова есть строки: «Счастлив, кто падает вниз головой. Мир для него, хоть на миг, но иной». А если этот миг растянуть? Это сравнение, с одной стороны, – очень глубокое, а с другой стороны, как это ни поразительно, – очень трудно понимаемое. Потому что в падении вниз головой, когда мы падаем на землю, присутствует смешение чувства неистового восторга с чувством безумного страха от того, что сейчас все закончится. А в падении в пропасть без дна, (например, космонавт, находясь на околоземной орбите, все время падает, но падает по кругу), нет восторга. Страха нет – это одно. Но и восторга тоже нет. Когда мы падаем, зная, что дна у пропасти не будет, сердце не сжимается, и страха не возникает, но, самое поразительное заключается в том, что и восторг не возникает. Потому что, оказывается, восторг вырастал из страха: это было так захватывающе именно потому, что было очень кратко. Все безумие восторга такого падения основывается на ощущении близкого конца. Мы испытываем безумный восторг, падая в пропасть, именно от того, что в следующий миг нам предстоит расплатиться за него, и плата будет запредельной. Восторг настолько велик, что платой за него может быть одна-единственная вещь – никакая другая не дотянет. И эта единственная вещь – наша собственная жизнь. Все. Меньшего за такой восторг не возьмут. Падая вниз головой, мы чувствуем, что происходит что-то невероятное по своей мощи, величию и глубине. Почему? Потому что за это нам придется расплатиться жизнью. И в этом вся хитрость: когда вдруг выясняется, что у пропасти нет дна – ценность момента, этого мига падения сразу падает. Как там у Алисы – «падай себе и падай». Вот что потрясающе в этом моменте падения в пропасть без дна.
Теперь мы можем приблизиться к пониманию того, что такое истинная медитация – это безумный восторг минус безумный страх плюс дление, дление и дление. Представляете – какая сила экстаза! Ничего более сильного, способного сравниться с истинной медитацией, в этом мире нет.
У: Ты попадал в нее?
А: Ну конечно же, нет, я ведь про нее только рассказываю.
Что же это за восторг истинной медитации? Итак, наше сознание и его объекты.