А: Да. Он произнес это для того, к кому обратился. Конечно, нельзя отрицать, что он сыграл также и на публику, но это у него получилось именно потому, что он думал о публике во вторую очередь – в отличие от старшего монаха. Вне всякого сомнения, присутствовавшие монахи испытали шок от происходящего, особенно от того, как небрежно Чжу Фэн обошелся с трупом, но вся шоковость и назидательность ситуации стали возможны именно потому, что Чжу Фэн меньше всего думал о том, как он выглядит в чьих-то глазах. Остальные монахи были просто зрителями – конечно, для любого театра, в том числе и для этого, наличие зрителей очень важно, но на сцене были только Чжу Фэн и старший монах.
М: Нет, Саш, мне кажется, его душа уже разбирается с демонами.
В: А мне кажется, слышит…
А: Душа еще находится в состоянии бардо Дхарматы. Первые несколько минут душа каждого человека находится в состоянии наивысшего просветления. Что сделала душа монаха после того, как услышала эти слова? Какой у нее был выбор?
М: У души – выбор?
А: Да. Чжу Фэн милостиво и милосердно предоставил душе старшего монаха последний шанс стать просветленным. Вот что он сделал. Это был акт глубочайшего мистического милосердия. Каким образом?
В: Мне кажется – возвращая его к тому выбору, который тот сделал.
А: Да. Каким образом и к какому выбору?
В: Или принять свою неправоту…
А: Нет, Чжу Фэн предложил ему сделать другой выбор. Представляете, что должен чувствовать человек, когда его так публично позорят, да еще и после смерти?
М: Ужасный стыд.
А: И глубочайшую досаду. Такую, которая способна ввергнуть его в самые низшие миры. Главный монах принес жизнь в жертву, а над ним еще и насмехаются. Он обозлен на Чжу Фэна за свою неперфектность в его глазах. Если бы слова Чжу Фэна никак не задели старшего монаха, то он не стал бы ради этого жертвовать жизнью.
М: Он должен простить самого себя. Душа его должна.
А: Да. И таким образом стать «отрезом белого шелка». Либо он уедается от этой фразы еще больше, и в страшной досаде выбирает крайне неприятное перерождение, либо он говорит: «да, этот старый пень, который сейчас здесь сидит, действительно не понимал слов нашего старого Мастера», чувствуя, наконец, что он уже не есть тот самый старый пень. Видите, насколько неслучайно Чжу Фэн спросил именно о последней фразе из этого наставления. «Стать отрезом белого шелка» означает здесь безэговую готовность к смиренной капитуляции перед своим незнанием и самоумаленному «зависанию» в пустоте этого незнания. Ведь только если мы способны честно внутри себя признать, что мы чего-то не знаем, сила нашей капитуляции, нейтрализовав косвенное целеполагание нашего эго самоутвердиться и упиться своей крутостью, именно тем самым и раскрывает интуитивный канал, давая возможность возникнуть истинному ответу спонтанно и естественно.
Посмотрите, как красиво Чжу Фэн поймал старшего монаха на гордыне первый раз, задав ему вопрос именно по той строке, в которой речь шла об отсутствующем у него качестве; посмотрите, как монах этого не увидел и что из этого вышло; посмотрите, как он поймал его еще раз, заставив пройти его уже умершую душу через тяжелейшую и мучительнейшую скрутку ощущения себя смехотворным и провалившимся неудачником; посмотрите и ощутите глубочайшую любовь и величайшее милосердие Чжу Фэна в том, что он дал старшему монаху именно то, чего тот больше всего боялся (даже больше смерти, как вы сами видели), он заботливо и милосердно не позволил ему «замылить» результат испытания даже после смерти и тем самым с отеческой заботой предоставил ему первый и последний – то есть, единственный! – шанс просветлиться. Посмотрите и восхититесь – и Чжу Фэном, и Ши Шуаном, и гунъанем, и старшим монахом, в конце концов.
У: Какой тонкий…
А: Уля, все гунъани такие же тонкие, других нет.
Глава V. Отчего такое непостоянство?