Читаем Дао дэ цзин полностью

1. Начальная строка буквально гласит: «Выходить жизнь входить смерть». Древнейшие толкователи (Хань Фэй, Янь Цзунь) поясняют, что в рождении человек выходит в этот мир, а, умирая, входит в загробный мир. Современные переводчики понимают ее по-разному. А. Уэйли рассматривает как противопоставление: «Тот, кто стремится к жизни, приходит к смерти». Д. Лау развивает эту трактовку, соединяя начальную фразу с последующими строками: «Когда идти одной дорогой есть жизнь, а идти другой дорогой – смерть, то…». Среди отечественных переводчиков близкий этому вариант предлагает Е. А. Торчинов: «Рождаясь, чтобы жить, люди устремляются к смерти». Линь Юйтан и Сюй Каншэн, напротив, устраняют противопоставление: «Выходят из жизни и входят в смерть». Более близкого оригиналу и потому более приемлемого толкования придерживаются Вин-тсит Чан, Р. Хенрикс и И. И. Семененко: «Мы выходим в жизнь и возвращаемся в смерть». Среди китайских комментаторов такое прочтение предлагает, в частности, Цзяо Хун: «“Выходит” означает: является из отсутствия и становится видимым как присутствующее. “Входит” означает: из присутствующего возвращается в отсутствие». У И вообще не видит в этой фразе самостоятельного суждения и переводит ее совсем просто: «От рождения до смерти…». Между тем, согласно пояснению Ван Би, здесь имеется в виду некое «место жизни» и «место смерти»: благодаря первому люди живут, второе же грозит им гибелью. Хэшан-гун понимает «вхождение в смерть» как точки вторжения чувственного восприятия во внутреннюю жизнь духа, что истощает жизненные силы и влечет к смерти. Представление о том, что существуют «места» или «дороги» жизни и «места» смерти, было широко распространено в древнем Китае (ср. понятие «место смерти» в военном каноне «Сунь-цзы»). Предлагаемый перевод учитывает комментарий Ван Би, который, надо заметить, удачно связывает начало и конец главы. Первый толкователь «Дао дэ цзина» Хань Фэй разъяснял смысл этой фразы в следующих словах: «Человек начинается с рождения и кончается в смерти. Начинаться – значит выходить, кончаться – значит входить». Более осмыслен комментарий Сюань-цзуна: «Прозреть истину – значит родиться. Впасть в заблуждение – значит умереть».

2. Фигурирующий в строках 2 и 3 знак ту, согласно словарю «Шовэнь» означает «путник», словарь «Эръя», дает значение «спутник», «товарищ», а Хань Фэй трактовал его как «последователь». Очевидно, здесь подразумеваются люди, которые жаждут жить или (и?) идут к смерти. Между тем Сюй Каншэн, основываясь на архаичном начертании этого знака, считает возможным трактовать его как «дорога» и, соответственно, говорить о «дорогах жизни» и «дорогах смерти».

Употребленное в оригинале выражение «десять есть три» Хань Фэй и Янь Цзунь толкуют как число 13 и отождествляют с девятью отверстиями тела и четырьмя конечностями. Эти тринадцать составляют, по мнению древнейших комментаторов, «орудия жизни и смерти» или «внешние орудия» тела: способ их употребления определяет, будет человек жить или умрет. Хэшан-гун следует этому толкованию, но отождествляет число четыре с органами восприятия (зрение, слух, обоняние и вкусовые ощущения). Фань Иньюань трактует цифру 13 просто как «число сил Инь и Ян для жизни и смерти». Некоторые позднейшие комментаторы видят здесь указание на традиционные для Китая понятия «семи видов чувств и шести желаний». Примечательно, что в мавандуйских списках здесь сказано именно «десять и еще три». Толкование древних комментаторов кажется вполне разумным и хорошо вписывается в контекст. Из западных переводчиков ему следуют А. Уэйли и Р. Хенрикс. Тем не менее в позднейшей комментаторской традиции принята иная трактовка этого пассажа, согласно которой здесь указаны три разновидности человеческих судеб или, скорее, три вида жизненного состояния (см. также главу LXXVI): на треть нам уготовано долго жить, на треть нам угрожает преждевременная смерть и на треть люди сами навлекают на себя смерть, неразумно распоряжаясь своей жизнью. Согласно Ван Би, «трое из десяти выбирают Путь жизни и живут долго, трое из десяти выбирают Путь смерти и рано умирают, и есть люди, которые рады ощущать себя живыми в жизни, но из-за этого лишаются жизни». По мнению ученого сунской эпохи Сыма Гуана, в первых двух случаях речь идет соответственно о тех, кто, «будучи слаб, бережет свою жизнь», и о тех, кто «вследствие своей силы рано погибает». Ван Фучжи обратил внимание на то, что у Лао-цзы говорится только о девяти из десяти человек, и предположил, что Лао-цзы умалчивает о тех немногочисленных мудрецах, которые идут праведным путем и обретают вечную жизнь. Едва ли предположение Ван Фучжи соответствует первоначальному замыслу автора «Дао дэ цзина».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука