Читаем Дао дэ Цзин полностью

1. Лаоси думает, что страсти – источник всякого зла в индивидуальной нравственности; «нет греха тяжелее страстей», говорит он[75]; поэтому он относится к ним очень строго. Прежде всего, страсти, по мнению Лаоси, затемняют очи разума. «Свободный от страстей, – говорит он, – видит величественное проявление Тао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное проявление (его)»[76]: находящийся под влиянием страсти не может достигнуть даже самой очевидной истины. Точно так же и в нравственном отношении: находящийся под влиянием страсти не может творить истинно нравственных дел. Поэтому он учит избегать всякой крайности, которая и есть страсть: «мудрец, – пишет Лаоси, – избегает всякой крайности»[77]. Итак, мы должны уничтожить страсти, чтобы достигнуть нравственного совершенства, и когда в мире не будет страстей, то будет повсеместное спокойствие и на всей земле будет правда[78].

Но наша нравственная природа слишком испорчена и слаба для того, чтобы сразу достигнуть высокой степени нравственной жизни, побеждая всякого рода страсти. Поэтому мы должны побеждать их постепенно и достигать нравственного совершенства, начиная с низкой ступени, и потом идти выше и выше. Это учение он разъясняет следующими сравнениями: «Девятиэтажная башня, – пишет он, – создается из клочков земли; чтобы пройти тысячу верст, нужно начать с одного шага»[79]; «не трудно, – говорит он в том же афоризме, – держать легкое».

Эта идея Лаоси в наше время нашла провозвестника в лице гр. Л. Н. Толстого, который также советует начинать дело нравственного усовершенствования с низшей ступени[80]. «Есть лестница добродетели, – пишет гр. Л. Н. Толстой, – и надо начинать с первой ступени». Этою первою ступенью нравственной жизни как Лаоси, так и гр. Л. Н. Толстой считают воздержание. «Воздержание, – учит Лаоси, – первая ступень нравственности» (добродетели)[81]. «Помимо воздержания, – пишет гр. Толстой, – немыслима никакая добрая жизнь».

2. Лаоси считает высоким нравственным достоинством человека простоту сердца. Простота сердца потому есть высшая добродетель, что очень близко стоит к Тао, к естественности. Без простоты сердца, по учению Лаоси, никто не может достигнуть нравственного совершенства. Человек высокой нравственности, – учит наш философ, – «возвратится к совершенной простоте»[82]. Эта простота сердца, впрочем, не есть грубое невежество, а, напротив, блаженная и невинная простота. «Кто вполне духовен (т. е. нравствен), – учит Лаоси, – тот бывает смирен, как младенец»[83]. «Достигший высокой нравственности, – говорит он в другом афоризме, – похож на младенца»[84]. Такой человек не только похож на младенца, но «возвратится в состояние младенца»[85].

3. Лаоси провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.

Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лаоси: «Мир смирен, – пишет он, – все люди ездят и бегают над его твердыней»[86]. Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех»[87].

Ту же мысль он повторяет метафорически: «причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних»[88]. Лаоси указывает на Тао как на пример смирения. Тао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя[89]. «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель»[90]. Как пример или образец смирения Лаоси выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему»[91].

Наихудшим пороком Лаоси считает гордость, противоположную по своему существу смирению. Свое отвращение к этому пороку Лаоси выражает следующей метафорой: «Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень»[92]. Чтобы преодолеть этот порок, прежде всего нужно не выставлять себя, признавая достоинства других. «Кто делает вид, будто много знает, – пишет Лаоси, – и ко всему способен, тот ничего не знает»[93]. «Зная много, – пишет он в другом афоризме, – жить будто ничего не знаешь – верх совершенства»[94]. Как средство предотвращения гордости, Лаоси предлагает знать свое место.

4. Рассуждение Лаоси о почести и славе находится в тесной связи с учением его о простоте сердца и смирении. Знатность, известность и величие этого мира, по мнению Лаоси, не суть истинные почесть и слава, ибо они противоречат смирению Тао. Почесть и слава этого мира слишком непостоянны и неопределенны; в них нет ничего существенного, поэтому они противоестественны, а следовательно, греховны. Этот взгляд и служил исходною точкой мнения Лаоси, что незнатность и неизвестность есть истинная почесть и слава человека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Эксклюзивная классика

Кукушата Мидвича
Кукушата Мидвича

Действие романа происходит в маленькой британской деревушке под названием Мидвич. Это был самый обычный поселок, каких сотни и тысячи, там веками не происходило ровным счетом ничего, но однажды все изменилось. После того, как один осенний день странным образом выпал из жизни Мидвича (все находившиеся в деревне и поблизости от нее этот день просто проспали), все женщины, способные иметь детей, оказались беременными. Появившиеся на свет дети поначалу вроде бы ничем не отличались от обычных, кроме золотых глаз, однако вскоре выяснилось, что они, во-первых, развиваются примерно вдвое быстрее, чем положено, а во-вторых, являются очень сильными телепатами и способны в буквальном смысле управлять действиями других людей. Теперь людям надо было выяснить, кто это такие, каковы их цели и что нужно предпринять в связи со всем этим…© Nog

Джон Уиндем

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-философская фантастика

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука