Дар

Рита, занятая своими мыслями, не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда поняла, покраснела как школьница. Почему-то обсуждать такие вопросы с бабушкой все еще казалось неловким.

К тому времени, как она вернулась в студию, за окном давно стемнело, однако верхний свет Марк так и не зажег, довольствовался лишь несколькими настольными лампами, которые теперь почему-то стояли на полу. Сам он тоже сидел на полу возле большого окна во всю стену, положив на колени натянутый на подрамник холст небольшого размера, и что-то рисовал. Масляные краски и многочисленные кисточки в беспорядке были разбросаны рядом, уже успев запачкать паркет.

– Пишешь в темноте? – поинтересовалась Рита, пряча пальто в шкаф.

Марк чуть-чуть повернул к ней голову, продолжая при этом смотреть на будущую картину.

– У меня появилась мысль сделать серию городских пейзажей в разное время года и суток. Мне нужно естественное освещение. Такое, какое есть.

На взгляд Риты, бледно-желтое освещение электрических ламп сложно было назвать естественным.

– Или тебе просто лень вставать?

Марк улыбнулся, но ничего не ответил. Она подошла к нему и опустилась на пол рядом, стараясь не вляпаться в краски. Марк поэтому никогда не рисовал дома: бабушка убила бы за такое. Темно-оранжевые пятна украшали не только паркет, но и руки, одежду, лицо и волосы художника. Видимо, он убирал их с лица выпачканными руками. Даже повязка на пальце левой руки – и та украсилась разноцветными пятнами. Пожалуй, Соня – и та рисовала аккуратнее.

За большим окном ярко горели фонари, освещая сквер напротив дома, голые деревья, остатки снега под ними и заледеневшие лавочки, заливая все это теплым оранжевым светом. Это Марк и пытался перенести на холст.

– Как Вера Никифоровна? – спросил он, не отрываясь от дела. Рита подумала, что серия может выйти удачной, если только художник не ослепнет к ее окончанию.

– Вроде бы неплохо, – ответила она, а затем добавила: – У меня было видение.

Марк тут же оторвался от картины и испуганно посмотрел на нее.

– Опять?

Рита кивнула.

– На этот раз с бабушкой.

Марк осторожно положил холст на пол и наклонился к ней, коснувшись рукой еще холодной щеки.

– Все то же?

Рита снова кивнула, но на него больше не смотрела. Руки судорожно сминали край длинной рубашки, а перед глазами все еще стояла увиденная картинка.

– Только еще страшнее, чем с тобой. Разлагающаяся плоть, черви… – Она содрогнулась, вспоминая, как наклонилась, чтобы поцеловать бабушку в лоб, а когда отстранилась, увидела… это.

Она хотела рассказать ему и о видениях с Сабиной, но в последний момент остановила себя. Возможно, в свете последних событий ее помощь девочке была очень, очень глупой идеей. И Рите было стыдно в этом признаваться, хоть она и не жалела о том, что сделала.

– Мы разберемся с этим, – пообещал Марк, все еще поглаживая пальцами ее щеку. – И я предлагаю начать прямо сейчас. К одиннадцати нам нужно будет съездить к одной старой знакомой, она может помочь нам прояснить кое-какие моменты. Но, – он бросил взгляд на часы, – пока мы можем попробовать связаться с твоим прадедом. Я выяснил его отчество: профессор Зарецкий Никифор Михайлович. Ты готова попробовать прямо сейчас?

Рита кивнула, хотя вовсе не чувствовала в себе никакой готовности. Ей было страшно, она не хотела ввязываться ни во что подобное, однако, похоже, выбора у нее уже не осталось.

Марк взял лежащую с другой стороны трость, медленно поднялся и, стараясь не наступить на краски и кисточки, направился к шкафу, где ждала своего часа коробка, привезенная им из бывшего магического салона. Рита с тревогой следила за его приготовлениями, не в силах заставить себя подняться и помочь ему. Впрочем, он прекрасно справлялся сам, как будто не было всех этих лет перерыва. Смахнул с низкого кофейного столика какие-то листы, веером рассыпавшиеся по полу, накрыл его черной тканью, от которой в воздух поднялось облако пыли и едкий запах старого непроветриваемого погреба, расставил толстые свечи и зажег их.

– Погаси свет, пожалуйста.

Рита быстро выполнила его просьбу и тоже подошла к столу. Теперь комнату освещали лишь две толстые свечи да фонари на улице, придавая ей поистине мистический вид. Не страшный, а скорее таинственный. Знакомые очертания чуть размылись, многочисленные картины – как законченные, так и незаконченные – как будто ожили. Рите казалось, что она ощущает дуновения ветра и боковым зрением видит, как колышутся нарисованные на них деревья. Впервые она порадовалась, что ее муж не пишет портреты: чувствовать на себе чужие взгляды было бы еще страшнее.

Марк тоже выглядел необычно. Сейчас он напоминал того Марка, с которым она познакомилась четыре года назад. Черты лица как будто заострились, карие глаза, в которых отражались тонкие капли пламени, походили на два бездонных колодца, а светлые волосы стали еще светлее. Свечи бросали на его лицо странные блики, придавая ему незнакомое выражение. Рита не могла оторвать от него взгляд, хотя и опасалась снова увидеть мертвые черты.