Дар

— Мы правда не будем больше, — Дзеди опустил голову. — Просто в тот момент показалось, что будет смешно.

— Это не было смешно, Дзеди. Совсем не было. Это было гнусно. И ты прекрасно об этом знаешь. Так для чего вам второй катер? Только честно! Без кивков в сторону законов, которые вы плохо знаете, и без вранья.

— Мы хотим сделать из него яхту, — робко начал Лин. — Мы посчитали, и поняли, что это более чем возможно.

— Ах, яхту… И вы, наверное, еще и гоняться на ней собираетесь, на этой яхте?

— Только вне класса, — поспешно заверил Дзеди. — Мы же не в кланах, поэтому в класс нас никто не пустит.

— Отрадно сознавать, что ты это понимаешь. А то вы, кажется, начали забывать, кто вы такие, и где ваше место. Для особенно забывчивых я могу напомнить: вы, как полукровки, не имеете всех прав, которыми обладают люди. Не сможете иметь, не смотря даже на моё содействие. И вы будете ведомыми, пока общий совет не пересмотрит ваше дело, и не примет решение, можно ли вам предоставить следующий уровень прав, или же стоит повременить.

— Так что на счет денег? — вновь спросил Дзеди. И вновь испугался.

— Я подумаю.

— Айк, — Лин вдруг сделал шаг вперед. Глаза у него стали, как у побитой собаки. — Ну, пожалуйста. Ну мы не будем больше прогнозы менять, правда! И в систему не полезем!..

Дзеди показалось (показалось?), что на какую-то долю секунды её взгляд вдруг смягчился и потеплел. Он непроизвольно тоже подался вперед, но тут же всё встало на свои места — та же непроницаемая маска и раздражение. Во всём. В фигуре, во взгляде, в том, как она вдруг брезгливо поджала губы.

Значит, точно показалось.

— Ну, хорошо, — вдруг сказала она. — Уговорили. Деньги переведу на счет завтра. Но только деньги на сам катер.

— А оснащение? — растерялся Лин.

— Ну, вы же такие взрослые, — ухмыльнулась она. — Вот и заработайте на него сами. Где-нибудь еще.

— Где? — спросил Дзеди.

— А вот это меня не касается…

* * *

— …блин, вот говорил я тебе, чтобы взял. С собой же нет ничего!

— Что у вас тут такое? — на границе сознания — раздраженный голос Томанова.

— Сахар рухнул, вот что у нас тут такое. Точно так же, как у меня каждый раз падает. Только я-то здоровый, а он, как бы сказать, не очень.

На плече — рука, и прикосновение, деликатное и в то же время настойчивое, выдает Фэба.

— Ит, проснись, — голос негромкий, но строгий. — Выходи. Что-то ты увлекся.

— Господи, какие же они молодые, — через силу произнес Ит. Голова кружилась, и, кажется, немного подташнивало. — Фэб, они же дети совсем…

— Ты и в тридцать был не лучше, — усмехнулся Фэб. — Давай, садись. Надо чаю выпить сладкого и что-то съесть. У тебя сахар упал.

— Я так и понял, — Ит, опираясь на руку Фэба, с трудом сел. — Сколько шла считка?

— Восемь минут с каким-то копейками. Не тяжело было? — с тревогой спросил Скрипач.

— Не сказать, что легко, но я думал, что будет хуже, — признался Ит. — Интересно…

— Что именно? — Томанов подошел поближе.

— Там было зеркало. Первый раз посмотрел в считке на себя — вот так.

— На Пятого, — уточнил Скрипач. — Не на себя. Не выстраивай тождество. Ты — это всё-таки не он. А что ты такого особенного увидел в зеркале?