Дар

За секунду перед тем как пал занавес, Илюша словно со стороны увидел, как зверски орудует отец молотком, превращая голову его в мягкий неправильной формы комок, как завывает у газовой плиты мать, скорчившись, схватившись за живот, как истошно лает Чижик, как красные брызги летят на стены, на потолок, растекаясь причудливыми узорами. Потом Илюша исчез, как исчезают те вещи, события и люди, чей срок истек. Почувствовав остро, зверино сыновнюю смерть, отец выпустил из рук молоток, прижал окровавленные руки к лицу и мягко осел назад, привалившись к стене. Он не понимал, отчего всякий раз, когда он убивал своего сына, ему было так неловко, противно и пусто, будто Илюша вообще мог умереть. Диким казалось ему и то, что через несколько часов жена, что ныне сидела рядом с ним, некрасиво расставив ноги, прямо в луже крови будет смеясь вгрызаться крепкими зубами в сочную плоть, рвать мясо руками и давиться Илюшиной печенью. Порочным видел он и скорое возвращение сына, что постучится в дверь их супружеской спальни ровно через три дня усохшийусохшим, желтыйжелтым, девяностолетнийдевяностолетним, и в течение следующих трех лет будет молодеть, превращаясь в крепкого мальчугана, чтобы пасть от родительского молотка по истечении срока.

— Жизнь подбрасывает нам сюрпризы, Антон… — сквозь ветер собственных мыслей услышал он голос жены. — Порой…порой мы должны смириться…

Он покосился в сторону жены, чтоотстраненно наблюдал, как она дергала его за рукав, то и дело облизывая губы, перевел взгляд на Илюшу, возле которого суетился Чижик, нетерпеливо виляя хвостом, на окровавленные ножки стола, на кафельные стены, забрызганные алым… Тяжело поднялся на ноги и не глядя на жену прошептал:

— Как же мы превратились в это?..

Шансон

День угасал. За окном шумел кронами деревьев парк Победы. Птицы весело щебетали на своем, понятном только им, особом весеннем языке, радуясь прохладе, что сменила жаркий день. Николай Иванович, потянув за дужку, снял очки и привычным движением потер переносицу. Вокруг глаз его лучисто расположились морщинки. Старик прищурился, откинулся в видавшем виды кресле и вдруг заулыбался. Он отложил очки в сторону, хлопнул широкими ладонями по столешнице и крякнул довольно. После встал, подошел к окну и с улыбкой оглядел парк.

«Господи! — пронеслось в голове, — до чего же красиво!»

С высоты девятого этажа парк, раскинувшийся перед его глазами как на ладони, представлялся морем бушующих красок. Зеленые кроны деревьев колыхались, словно волны. В их сочной зелени ярко выделялись белые, желтые, красные цветы. Будто какой шаловливый художник брызнул красками на зеленый холст. Над деревьями носились, играя в небесную чехарду, неугомонные птицы. В центре парка небом, пролившимся на землю, голубело круглое озеро.

Взгляд Николая Ивановича потускнел, глаза затуманились. Непонятным было выражение лица его — он и радовался и горевал одновременно.

— Велика….велика сила Божья! — прошептал он, отходя от окна. Тряхнул головой и вдруг хохотнул баском.

— Аля! — крикнул задорно.

Через секунду двери кабинета отворились, и вошла полная женщина средних лет. На лице ее, круглом, дышащем той красотой, что присуща лишь русским женщинам, цвела улыбка.

— Звали, Николай Иванович? — на удивление молодым голосом спросила она.

— А что, Аличка, если мы на сегодня объявим конец рабочего дня? Посетителей, чай, не предвидится боле?

— Нет, Николай Иванович. Кормильцев звонил в три, сказал, что, к сожалению, прийти не сможет, но я вам говорила. А так…разве что аврал какой…

— Вот пусть Никитич с авралами и справляется, — отрезал Скобский, — на то он здесь и работает… выездным… хм-м… — он помедлил, — хмм….фельдшером, черт возьми!

Слово развеселило его, и он снова хохотнул.

— Значится так, Аличка. Мы с вами сейчас же, немедленно, соберемся и отправимся в парк. Вы поглядите, красота какая!

Женщина улыбнулась еще шире, на щеках ее заиграл румянец.

— Вы, что, на свидание меня тащите, доктор?

— А то! И приставать начну! Я вас, между прочим, давно хотел отбить у мужа.

Он вас не ценит. В парк гулять не водит!

— Это точно, — она рассмеялась, — все больше на печи сидит да калачи кушает. Лентяй он у меня, Николай Иванович.

— Вот то–то и оно, Аличка, — Скобский вздохнул, — человек молод лишь пока находится в движении. Мы похожи на акул, даром, что у них кровь холодная. И молодость, и жизнь объединены находятся в постоянном движении. Жизненная сила есть интерес к жизни. А коль угасает этот интерес, тут и старость подоспевает. И смерть… — на секунду он запнулся. — Так что, ноги в руки, и в парк! Прогуляемся вокруг озера, потом я вас домой провожу и сдам вашему Обломову.

— Есть, мой капитан! — Алина картинно отдала честь, — разрешите собираться?

— Вольно! — пробурчал Скобский.

Повернувшись на носках, по–солдатски чеканя шаг, женщина вышла из кабинета. Николай Иванович невольно проводил ее крупную, но все еще сохранившую женскую красоту фигуру восхищенным взглядом. «А что! — пронеслась в голове задорная весенняя мысль, — стар кобель, да скор! Заверну с Алиной Георгиевной романчик, стало быть!»