Дар Авирвэля

— Врёшь. Ты просто испугался, что она снова откажет. Но если ты не будешь рисковать эмоциями — никогда не сделаешь ничего особенного. А тебе оно надо? Ты же хотел стать великим рыцарем, и при этом отказываешься поступить в соответствии с убеждениями!

— Если она откажется — нам придётся преступить её слово. Ты же знаешь, как это опасно!

— Хватит нести бред, Артур. Это не опасно, даже если ты уверен, что это не так. Твоя мама — не монстр и не ходячее бедствие, а понимающая женщина, которая хочет сыну только добра. Вот и пользуйся этим, пока ещё можешь. Сегодня же спроси её ещё раз! А если не сделаешь — это сделаю я. Но поверь, ты будешь жалеть об этом до конца своих дней.

Артур ничего не ответил. Лишь надул щёки и выпятил губу, как маленькое дитё. Задать маме вопрос казалось более сложной и серьёзной задачей, чем спасти мира от разрушения.

За окном шёл дождь. Сначала моросил, изредка стуча по стеклу, а потом усилился до такой степени, что на дороге не осталось сухого места. Пасмурная погода всегда подавляла настроение — особенно в школе, ну а сейчас ощущения были и того хуже, ведь на голову валилось всё больше проблем. Но начался урок. Звонки уже давно не звенели, поэтому учителям приходилось следить за временем и частенько поглядывать то в монитор, то в телефон, то на часы. И всего пара преподавателей никогда не опаздывала на свои уроки: математик и физик-информатик. Поэтому все сидели тихо, почти не перешёптываясь меж собой, и ждали учителя. И вот, он пришёл. Дверь тихо закрылась, отделяя класс от реального мира на ближайшие сорок минут, и взрослый статный усатый мужчина (чьё имя Артур уже забыл, но помнил, что тот преподаёт алгебру и геометрию) начал обычный опрос по последней теме. Благо, юноша подготовился заранее, поэтому не испугался. Он не был чересчур старательным учеником, но и полным балбесом его назвать сложно. И отношение к нему было соответственное — никакое. Учитель вызвал его к доске, согласился с ответом и посадил обратно. Оценка за это не ставилось.

Всё словно стало медленнее. Артур начал вспоминать, каковой была большая часть его жизни, и эти воспоминания оставили на душе не самый приятный отпечаток. Школа. Школа поглощала много свободного времени, не даруя ничего в отместку. Ещё повезло иметь более-менее сносный режим сна, так что проблем с недосыпанием не возникало, но это не убавляло без того большого количества неприятностей. Снова стал слышен гул машин. Теперь, имея, с чем сравнить, этот гул напоминал юноше свистящий звук падающей боеголовки. В ушах колол рой ос. А к этому гулу и боли добавлялись неприятные запахи, царящие в школе, сколько Артур себя помнил: хлорка, пот, ощутимая и тошнотворная затхлость, вонь из кабинета химии, разносящаяся повсюду. Он искренне ненавидел это. И никогда не любил школу. Хотя возможно, он слегка переусердствовал, описывая свои ощущения и чувства самому себе, в голове, посреди урока. Но минутное раздражение часто вызывает всплеск эмоций, плавно растворяющийся в покое и рациональном взгляде на вещи. Когда мысли сменились чем-то сторонним, ощутимыми остались лишь запахи и частичное принятие своей неправоты. По крайней мере, на какое-то время.

Когда закончился последний урок, друзья быстро убрали вещи в рюкзаки и пошли к выходу. Весна была на удивление тёплая и приятная, поэтому они не удосужились взять даже сменную обувь (о чём теперь жалели; особенно Ника). Шлёпая по лужам и нарочно теребя мокрые ветки придорожных деревьев, они шли к Артуру. А там, расправившись с уроками, они всегда продолжали свои приключения в уже знакомые или ещё совсем не известные миры. Сегодня планировалось то же, но с одной лишь пометкой в виде разговора. Ника грозно настаивала на беседе с Ольгой, не принимала никаких «нет» и угрожала спросить самолично, коли её друг-кролик испугается делать необходимый шаг. Тем самым, Артур всё больше склонялся к повиновению и раздумывал, какими бы словами преподнести маме столь неоднозначное предложение. Ведь для него это был своеобразный подъём на новый уровень, подразумевающий определённые перемены в характере и способность отстаивать интересы. И волновался он об этом, что закономерно, серьёзно.